Интересно.
Донецкой армии теперь есть чем сбивать самолеты врага
Утром в Донецке, на окраине, случилась страшная гроза, и ведущие информагентства, как по команде сообщили о боях в районе аэропорта. Кто-то даже умудрился дать число раненых и погибших. Но в центре светило солнце, на площади Ленина шел эмоциональный, но уже «дежурный» митинг, на котором скандировали «Донбасс-Россия!» и приветствовали школьников-выпускников на белых лимузинах. В десятке донецких школ учителя и родители плюнули на «зажатые» Киевом бланки аттестатов и все-таки устроили детям торжественный переход во взрослую жизнь. Не смотря на митинговые эмоции всем, без исключений, было понятно, что ключ к миру на Донбассе лежит не на асфальте площади. Мир скрыт в десятках неприметных баз, на которых сосредоточены и расквартированы отряды ополчения.
На базу ополченцев меня везли такими сложными путями, что я даже посоветовал проводникам завязать мне глаза — так было бы проще и быстрее. Просто, на днях, Донецк, после заявления киевской хунты о «точечных ударах», посетила новая напасть из области социопсихологии. Теперь все ищут маячки—маркеры для наведения ракет «Точка-У», которых у ВС Украины в наличии всего две штуки. Знающих людей эта «маякобоязнь» веселит до истерики. Знающие люди знают, что во время последнего учебного пуска украинской «Точки» в 2000 году, она отклонилась от цели на 90 километров, и врезалась в жилую многоэтажку в киевском пригороде Бровары. После чего украинская армия к этому «вундерваффе» не прикасалась, и нет надежд, что за 14 лет хранения это «высокоточное» оружие улучшилось, поправилось, отлежалось и стало точнее. Какие там маячки…
Подарок от СБУ
После долгих блужданий по задворкам Донецка, наша потрепанная машина упирается бампером в железные ворота мышиного цвета. Из-под серой краски предательски просвечивают красные щиты с тризубами. Мы приехали в бывшую воинскую часть внутренних войск. По ряду признаков, можно догадаться, что часть была образцово-показательной. Теперь же, идеальные газоны перекопаны траншеями и ячейками, и между ними мирно пасутся три барана. Овчарка саперов, привязанная в тени, кажется, забыла все, чему ее учили на службе в армии. Забыла, как пахнет взрывчатка, вороненый металл и оружейная смазка. Собака сверлит пасущихся баранов взглядом, уши домиком — зов предков, голос крови.
На выметенном плацу части — построение отрядов ополченцев. С удивлением вижу в строю парней и мужиков на костылях, сквозь тугие повязки темно-вишневым чуть просвечивает кровь. Костыли путаются в автоматных ремнях… Им, по-хорошему лежать надо, не шевелясь. Думаю, что таких людей победить будет очень трудно, ибо мотивация их запредельна. Я это окончательно понял, когда одного раненого, товарищи бережно грузили в кузов КамАЗа идущего менять бойцов на блоках.
Этим тихим, субботним утром, СБУ сделала мне шикарный подарок, объявив корреспондента «КП» персоной нон-грата. Лопнула какая-то струна в отношениях с военными, которые журналистов не любят инстинктивно, и что греха таить — есть за что. Теперь можно свободно подойти к любым воинам или командирам и представиться по всей форме: «спец.корр „Комсомолки“, с сегодняшнего дня — персона нон-грата на Украине». Как правило, после искренних поздравлений тебе сходу говорят: «да мы же не на Украине!». Потом протягивают автомат со словами — «бери!». Пять раз предлагали, но брать оружие в руки, не имею права, как журналист. Тем более, не могу подвести украинскую прессу, которая уже определила меня, как «террориста-сепаратиста с видеокамерой».
У входа в казарму — группа людей характерной кавказской наружности. Их командир — «Юра, просто Юра, житель Южной Осетии», прямо-таки задыхается от моего вопроса: «зачем вы здесь?».
— Увидели, что детей и стариков убивают, сразу собрались и приехали. Просто между собой договорились.
По словам Юрия, на Кавказе хорошо помнят грехи украинцев — участие во всех войнах 90-х на стороне Грузии и Ичкерии, помнят и отряд УНА-УНСО под Цхинвалом, и украинских инструкторов грузинских ПВО в августе 2008-го тоже помнят. А про помощь от русских помнят еще лучше.
Гуляю по части, один из офицеров ведет меня на ремонтную базу. Говорит, что Донецк ждет штурм города, а тут ополченцам подарили три «швейные машинки», надо снять их и показать, «чтобы бандеровцы не думали, что мы тут беззащитные совсем». В рембате кипит работа, полыхает сварка — зенитные установки приваривают к рамам грузовиков. Хрупает машинка для снаряжения пулеметных лет. Машинка наполовину поломана и ее приходится все время поливать машинным маслом. Лица у чумазых мужиков какие-то довольные, даже не матерится никто. Руководят этими движениями пожилые офицеры-отставники, по их словам «воспитанники Советской армии». Один из отставников тоже на костылях, говорит, что ноги посекло осколками гранатой. Не сильно посекло — «видишь, как прыгаю? Как зайка!».
Разговор с солдатом о гуманизме
Командир «Востока», спецназовец, человек с колоссальным боевым опытом от интервью уклонялся до последнего. Когда я нарезал тридцатый круг вокруг машины, в которой он замаскировался, Александр Сергеевич Ходоковский не выдержал. Спросил его, есть ли потенциал у армии ДНР для наступления. Ответ удивил. Из уст воина это звучало как откровение:
— У нас есть такой потенциал, вопрос лишь в гуманизме. У нас до сих пор действует доктрина «щадящий режим». Мы можем устроить вариант минной войны. Можем устроить партизанскую войну по чеченскому образцу, когда разведывательно-диверсионные группы будут наносить серьезный урон точечными ударами. Но, гуманизм… Армия Украины выполняет приказ, так же, как выполняла приказы Януковича по локализации Майдана. У нас нет глубоких идейных разногласий, мы просто по разные стороны баррикад. Потенциал у нас есть, мы просто ждем, когда киевские власти примут единственно-верное решение и выведут войска за пределы Донецкой народной республики.
— Ждете наступления на Донецк?
— Мы готовы к такому развитию событий. Если темные силы победят, это будет самая фатальная ошибка украинского руководства. Однозначно, украинская армия не готова и не умеет воевать в условиях города. Люди, которые отдадут этот приказ и примут его к исполнению, войдут в историю под очень мрачными именами. Мы-то воюем не по приказу, мы свой выбор сделали…
Разговор о деньгах, долге, корнях и идеях
К вечеру на базу приезжают западные журналисты. Я так понимаю, что это политическое решение — общение с заведомо недружелюбной прессой. Элемент информвойны, контрпропаганда. Журналист-испанец задает вопрос ополченцу:
— Вам обещали платить деньги?
— Да, обещали.
— Платят?
— Платят, конечно.
Журналист мгновенно перескакивает на другую тему. В принципе, видео-свидетельство о наемниках в донецком ополчении готово. Но тут в кадр влетает один из офицеров и страшно-вежливо говорит журналистам:
— Ребята, а давайте будем работать честно! Мы сейчас пойдем к бойцам и они расскажут вам сколько им платят — на зубную пасту и самые дешевые сигареты не хватает людям. И они вам покажут, какие сигареты курят — по 8 гривен (менее 25 рублей. — Авт.) пачка. А вот это — сотрите, при мне.
Фрагмент записи стирают. Разговорился с ребятами-ополченцами, сидящими на куче вещей — ждут отправки по блокпостам. Все донецкие, все в батальоне «Восток» с первого дня его формирования. Вопрос про деньги вызывает у них хохот:
— Ага, платят. Не унесешь. По двести гривен дали как-то. Мы же не за деньги здесь, мы свою родину освобождаем — Донбасс. Нам не нужен ни Киев, ни Львов. За свою землю за деньги не воюют.
Валерий, парень во флектарне (немецкий камуфляж с мелким рисунком) и в маске говорит мне:
— Если остальные регионы подымутся, мы им поможем. Но это должен быть их выбор, не наш! Мы свой выбор сделали на референдуме и теперь освобождаем свою землю. Чтобы мне и моим детям не рассказывали, что мой дед, который в 17 лет ушел на фронт — предатель Украины. И чтобы моей дочке не рассказывали, какой хороший Гитлер, Бандера, Шухевич.
Второй ополченец, Алексей, замечает, что хочет, чтобы его дочь говорила по-русски.
Спрашиваю парней — а есть ли в «Востоке» украинцы? И мой собеседник во флектарне говорит:
— А я был раньше украинцем. Был. А после всех этих событий — нет.
И тут же переходит на «высокую» мову из которой я понимаю лишь, что он «одиннадцать рокив прожив во Львиве». Валерий, на прощание говорит:
— Ну не платят нам деньги. Не платят! Мы идейные, а это для врага страшнее!
С внешней идейностью в украинской армии все было в полном порядке. Все вертикальные поверхности тут выкрашены в жолто-блакитный, все надписи на мове — слова русского не встретишь. Но, агитация не выдержала столкновения с грубой реальностью. Мне рассказывают, что воинская часть по штабу которой я брожу и любопытствую, была захвачена в первый день донецкого восстания. «Взяли» ее ровно 9 человек. Никто не сопротивлялся, срочники и офицеры разошлись по домам, а потом, часть военных вернулась обратно — уже в ополчение. Пытаюсь вспомнить фразу одного из булгаковских героев, что-то про отсутствие корней у власти. Крона есть — корней не оказалась. На первом этаже штаба все благолепно, все желто-синее, сотни спортивных кубков в витрине, есть доска почета, под которой теперь спрятан от дождя мотоцикл связистов. В углу, в мусоре, подбираю «Новый завет» на украинском. Смотрю на священную книгу, немного оторопев — она в камуфляжной обложке. Не могу сходу решить для себя — насколько это уместно, и нет ли в камуфляже кощунства? «Завет» переведен на украинский и отпечатан в Нэшвилле, США. Вот они где, оказывается, эти далекие корни…
Дмитрий СТЕШИН
Ссылка