Корреспондент газеты 6 дней прожила в монастыре под Тобольском. И написала об этом. Интересно, есть ли у кого-то подобный опыт? Что скажете - все точно или нет? http://ng72.ru/lifehistory/view/2

[b]salina137[/b], насколько я омню, кристина ездила давно в монастырь, и материал давно выходил, а тут внезапно- эксклюзив от некой газеты. Она в курсе?

[b]gendgy[/b], Анна, ну вы ведь можете пройти по ссылке и посмотреть на автора статьи. И поймете, что она в курсе. И не могу найти слова "эксклюзив", помогите мне с этим

Это ведь та самая чайлд-фри, которая в кафе наорала на беременную официантку! Тема тут была. Ну и страшилище она же, эта Крыстина. И стать мерзкая, как дъявола в обитель божию пустили.

[b]salina137[/b], каждый видит то, что хочет) Если человек изначально приехал, чтобы откопать какой-то негатив, то он его непременно найдёт. Хотя, есть вещи, которые и откапывать не надо, но я не буду об этом распространяться ...))

[b]salina137[/b], на фото знак ;) ну мало ли, у меня много раз перепечатывали, и с указанием фамилии а гонорара ноль)

очень скудная статья. Я бы даже сказала - ни о чем. Что пытался донести автор до широкой общественности остается загадкой. 1. То, что еду экономят и собирают недоеденные остатки, так это явно не от богатой и сытой жизни. 2. В монастыре работаю все. Вряд ли только послушницы горбатятся, а монашки ходят "бамбук курят" и только и занимаются тем, что выносят мозг послушницам нравоучениями. Послушницы получают кров, пищу и какую-то моральную поддержку, и в свою очередь работают на благо приютившего их монастыря. так что все честно. 3. Какой режим дня заведен, такого режима и придерживаются все без исключения. Это ведь не пионерлагерь и не дом отдыха. Честно говоря, не совсем поняла посыл автора, что он хотел донести до читателя своей статьей? Нечеловеческие условия существования? злые монашки заставляют по 2 часа утром и вечером читать молитвы? работать надо, а не балду пинать? что не так в данном отдельно взятом монастыре? очень сухое изложение

Что-то я тоже не поняла, к чему это автор все понаписала? Вся статья сквозит едва сдерживаемым раздражением и злобливостью. Она чего, интересно, ожидала в монастыре? Танцев с бубнами? Или всеобщего благоговейного к ней отношения, от того, что королевна на целых 6 дней заявилась попослушничать? Фу, противно>-<

[quote=palele80]Что-то я тоже не поняла, к чему это автор все понаписала? Вся статья сквозит едва сдерживаемым раздражением и злобливостью. Она чего, интересно, ожидала в монастыре? Танцев с бубнами? Или всеобщего благоговейного к ней отношения, от того, что королевна на целых 6 дней заявилась попослушничать? Фу, противно>-<[/quote] Какой еще злобливостью? По-моему там так все безэмоционально. Так даже правильнее про церковь говорить. Без эмоций

[b]Гость (87.254.*.*)[/b], хм, странно, а что это какая то новость-сенсация для автора статьи, что послушничество в монастыре это не курорт. вроде бы большинство православных в курсе что к чему.

Правильно, что не даётся время на адаптацию, поблажки, для вновь прибывших. Таким образом отсеиваются те, кто не готов. [quote=Matsony]послушничество в монастыре это не курорт[/quote]*plus* Я не слишком сведуща в этой теме, но по-моему послушание - это в первую очередь отказ от мирских удовольствий, гордыни (объедки доедать) и прочего, ради смирения и приближения к Богу через усмирение эго, и труд и всё в этом роде.

А я не знала всего этого :-0. Теперь точно знаю, что меня туда еще 16 лет не пустят, можно "наслаждаться" мирской жизнью 8-D

Средненькая статься, ни о чем.. Ну пришла, ну приняли тебя, а дальше что? что автор сказать хотел? Мне такие статьи читать нравится http://www.aif.ru/oneday/41950 :)

А тут статья с другим, более развернутым, текстом http://itsmycity.ru/blog/post/id/4993

[Image] Лилия » Светлана Щавелева 19.04 12:21 На самом деле, в разных монастырях порядки разные. Не зря существует поговорка: не лезь в чужой монастырь со своим уставом - т. е. уклад везде разный. Доводилось побывать в качестве паломницы в разных монастырях (более десятка), исполняла послушание и в трапезных. Нигде не наблюдала, чтобы готовили из объедков. В богатых монастырях большое подворье, много скота, птицы, поэтому все остатки трапезы идут им в пищу. Кроме того, существует разделение, какая еда предназначена для паломников, какая для трудников и послушников, какая для сестер (братьев) и настоятельницы. Автору пришлось тяжело (если ее история правдива), но это было испытание ее желания быть в монастыре. И это испытание не длилось бы вечно. Монахи живут не так, как она описала, хотя их жизнь тоже сопряжена с определенными лишениями, монастырская жизнь - не вечеринка в ночном клубе, а постоянное и ежеминутное служение Господу. Не всем это подходит, к этому надо прийти. Ответить [Image] Ночная Прогулка (автор) » Лилия 19.04 20:13 Не, я б добровольно голодать не стала, я люблю поесть) "Монахи живут не так, как она описала" - конкретнее? Я писала о жизни послушниц. По крайней мере, нас там именовали именно так. Ответить [Image] Лилия » Ночная Прогулка (автор) 29.04 16:08 Кристина, вы меня неверно поняли. Я не ставила под сомнения ваши слова, а имела в виду, что эти испытания - для тех, кто только готовится к шагу вступления в монастырь (чтоб не было ошибки в выборе). Жизнь самих монахинь не так экстремальна (в плане лишений и тяжелого физического труда), хотя мирских утех они лишены. Опять же монастыри разные, есть богатые, есть бедные, от этого многое зависит. И еще, по моим наблюдениям, в мужских монастырях жизнь в целом вольготнее и сытнее. Но православная вера сама по себе дает мужчинам больше послаблений, чем женщинам, так уж повелось... Ответить [Image] Елена Киселева 18.04 11:43 что, интересно, хотел сказать автор? никаких выводов, заключений, осмыслений не увидела Ответить [Image] Светлана Щавелева » Елена Киселева 18.04 11:46 Автор хотела рассказать, как живут люди в монастыре. Выводы читатели могут сделать сами. Ответить [Image] Елена Киселева » Светлана Щавелева 18.04 21:35 весьма поверхностно рассказала)). никаких выводов из этого сделать нельзя. пищу берегут, работают много... стоило ли ради таких очевидных вещей писать? зачем девушка поехала в монастырь, чего искала и что поняла - неясно. как-то в никуда.

[b]salina137[/b], опыт есть. Согласна с комментарием: [quote=ElenElen]зачем девушка поехала в монастырь, чего искала и что поняла - неясно. как-то в никуда.[/quote] Мой больше перекликается с другим рассказом: Послушание важнее поста и молитвы Накануне Рождества 1997 года я была в Оптиной пустыни. День моего рождения 7 января, и я хотела причаститься в монастыре. Столько накопилось в душе вопросов, недоумений, обид, раздражений. Вспоминаю все домашние недоразумения, споры на работе. Надо помолиться на службах, исповедаться, причаститься. А из головы не выходят жизненные вопросы, житейские ситуации. День первый Паломникам дают послушание. Меня определили в прачечную. Руководит работами служительница монастыря Катя. Невысокая, строгая, говорит мало. Пришла я в прачечную. Катя провела меня в комнату, где идет стирка, но пока никого нет. Здесь стоят две чугунные эмалированные ванны, до верха наполненные замоченным постельным бельем, и три стиральные машины. – Прополоскай замоченное белье. – Катя, так лучше два раза пропустить через машинку. Я же не смогу прополоскать хорошо! – предлагаю я. Немного постояв, Катя, молча уходит. С ужасом смотрю на полные ванны и думаю, как бы рациональнее прополоскать. Надо переложить часть белья в другую ванну, освободить место для большого количества воды в другой. Пытаюсь вытащить пододеяльники. С водой переложить не получается. Начинаю выжимать и перекладывать. На третьем пододеяльнике спина не разгибается, а белья не уменьшилось. Выделываю разные движения, чтобы облегчить напряжение в спине и продолжаю перекладывать. Всё, место освободилось. Пускаю воду. Присела на край ванны, но спина всё равно немеет. Опять согнулась и полощу в воде простыни, наволочки, пододеяльники. Прополоснутое белье складываю на край ванны. Нет, это не дело. Сейчас всё свалится. Тазиков не видно. Открываю пустой бак стиральной машины и заполняю его прополоснутым бельем. В дверь входит еще одна паломница, а ей вслед слышу голос Кати: «Мария, перекрути белье в машине дважды». Мария закрывает за собой дверь. Смотрит на машинку с заполненным мною прополоснутым бельем. Быстро идет в дальний угол, достает две огромные кастрюли для выварки белья и тоже быстро перекладывает в них белье из машинки. – Тебя как зовут? – Лидия, – отвечаю я. – Лидия, в этой машине мы стираем только полотенца и другие вещи из алтаря! Зачем же ты туда всю эту грязь сложила? – Так я же не знала. – А почему не спросила? Всё надо спрашивать. Здесь монастырь и своей воли нет. – А вы откуда это знаете? – Да я здесь не первый раз и сейчас уже месяц почти живу. – А что не уезжаете? – Духовник не разрешает. Ты мне не «выкай». Мы не на процессе. – На каком процессе? – На судебном. Прокурор я. Пока мы перебрасывались вопросами и ответами, Мария переложила всё белье из машины в кастрюли и стала мыть бак машины из шланга. Помыла, протерла чистыми полотенцами досуха и сказала, что надо будет еще у Кати освященной воды взять и покропить. Откатила машинку подальше, другие две поставила рядом и стала заполнять водой. Пока машины заполнялись, Мария из-под ванны достала еще один шланг и, отодвинув меня в сторону, стала сильной струей из шланга полоскать белье, приподнимая его другой рукой и перекладывая прямо в ванной, вынув пробку на дне. – Мария, а почему же мне Катя не сказала, как надо делать?! – возмутилась я. – А ты ее спрашивала? Не спрашивала. Вот и тяни, раз такая умная. Работаем молча. Объем огромный, а нас двое. Сквозь шум воды послышался колокольный звон. Вошла Катя. – На службу идите! – Катя, надо в душ, я же вся мокрая. – Завтра придете к девяти часам. Дверь за Катей закрылась. День второй Мы с Марией стоим на службе в Введенском соборе. Здесь жизнь течет иначе. Здесь просто другая жизнь. Я это или не я? Не может быть, чтобы это было правдой! Полный храм людей и полная тишина. Пение и возгласы. Да кто же так может петь? Мужские голоса, а звучание... Не могу определить словами. Нет у меня таких слов. В этом звучании нет страсти и агрессии, нет дерзости. Как же это получается? Всё, что здесь происходит, перечеркивает мои представления о жизни. Мне тяжело. Я уже год, как крестилась и хожу в приходской храм. Что-то уже знаю из правил церковной жизни. Но сейчас испытываю полное недоумение. Стою неподвижно и жду «Отче наш», когда можно уйти в прачечную. И чувствую какое-то свое недостоинство. Мне стыдно за себя. Моя жизнь, работа – всё пустое… Меня трогает за рукав Мария. Пора идти. Но «Отче наш» не пропели. Я знаю, что выходить из храма пока нельзя. И стою дальше. Осталась и Мария. В половине десятого мы звоним в дверь прачечной. Катя открывает дверь и стоит в проеме, как грозный обвинитель. – Я во сколько сказала вам прийти на послушание? – Но, матушка, мы же после «Отче наш» пришли. Нельзя же выходить из храма раньше! – возмущенно говорю я. Без единого слова Катя удаляется. Раздеваемся и проходим в постирочную. Две чугунные ванны полны замоченного постельного белья. У меня тихая паника. Но началась работа. После обеда к нам пришла на помощь еще одна паломница – Елена. Мария, как более опытная, распределяет работу, и мы стираем и стираем без единого слова. На плитке булькает картошка в мундире. Сварилась. Мария идет к матушке спросить, можно ли нам потрапезничать. Картошку сняли, поставили чайник. Картошка и квашеная капуста без масла. Хлеб кусками. Пьем чай с сахаром. Вкусно как! Говорим, кто откуда приехал. Мария из Харькова, Лена из Москвы, я из Калининграда. Лена работает на Белом море биологом. Изучает что-то про приливы и отливы. Мария прокурор. Я преподаватель. Снова приступаем к работе, не разгибая спины. Начало пятого, и скоро зазвонит колокол к вечерней службе. Входит Катя. У нее в руках большой узел. – Вот пять подрясников – постирайте и повесьте сушить. Завтра нужно погладить и отдать. Мы же еле-еле успеваем первый объем работ закончить! Какие подрясники! Не выключая машины, Мария скоро развязывает узел и достает подрясники. Она вынимает первый, растягивает низ по скамейке и говорит мне: – Бери хозяйственное мыло, вот щетка. Намочи и намыль низ подола и манжеты. И так каждый подрясник. Делай быстро один за другим, чтобы мы еще успели прокрутить их в машине с порошком и прополоскать. Я делаю. Как автомат – разложила, намочила, натерла мылом подол, манжеты – в сторону. Следующий! Разложила, намочила, натерла мылом подол, манжеты – в сторону. Следующий!.. Мария с Леной освобождают одну машину, и мы запускаем первые два подрясника. Звонят колокола. Входит Катя. «На службу идите!» Никто ни слова. У нас процесс, который не прервать. Всё! Хватаем постиранные и выжатые подрясники и белье в кастрюлях, одеваемся и выходим на улицу. За нами сразу же выходит Катя, запирает дверь и говорит: «Завтра к девяти часам». Мы втроем вывешиваем подрясники и белье на веревку. Мороз. От белья идет пар. Руки стынут, прищепки падают. Развесили. Кастрюли поставили за домик. Пришли в храм. Народу прибавилось. Чем ближе к Рождеству, тем больше подъезжает паломников. Очереди на исповедь. Стою и обдумываю, что нужно сказать. Как поет хор! Когда к хору присоединяется отец Владимир (узнала имя), то звучание становится серебряным, мелодичным, тихим. Всё тело ломит от непривычно непосильной работы. Что же мне говорить на исповеди? Что же мне говорить? Но священники вскоре уходят в алтарь. Все прихожане разошлись по храму. Теперь продолжение исповеди будет после службы. Но что же мне говорить?.. День третий Вчера после исповеди спросила у священника, можно ли на послушание выходить из храма до «Отче наш». «Послушание важнее поста и молитвы», – ответил мне батюшка. Утром стоим в Введенском соборе с Леной и Марией недалеко друг от друга. Какая же в храме благодать! Тихо, тепло, пахнет ладаном. Поет хор, молятся священники, молятся прихожане: старушки, барышни, мамочки с детками. Стоят почтенные старцы, молодые парни, кривые мужички с пропитыми лицами. Все мы тут равные перед Богом. И собрал нас всех сюда Господь! И сжимается мое сердце, и катятся слезы... Мария трогает меня за рукав, и мы сразу выходим из храма. Перекрестились на высоком крыльце и бежим в прачечную. На веревках на улице только часть белья, подрясники и вторая часть белья уже на веревках в прачечной. Кто и когда это сделал, нам неведомо. Катя сидит за швейной машинкой и ставит заплатки на постельное белье. Огромный ворох неглаженого белья лежит у гладильной машины. Гладильная машина – это два барабана длиной примерно полтора метра, которые тесно прижаты друг к другу. Они нагреваются, крутятся навстречу друг другу, и между ними надо пропускать расправленное постельное белье. Проходя через них, белье разглаживается и опускается на платформу под барабанами. Теперь бери и складывай, но очень горячо. Надо подождать, когда немного остынет. Катя ставит у машины Лену. Показывает ей, как машина включается, и начинается глажка. В постирочной осталась Мария и к ней направлена еще одна помощница – паломница Татьяна с Украины, которая счастливо улыбается и на все вопросы отвечает: «Да, хиба шо!» Мне Катя поручает проутюжить подрясники. Для этого имеется специальный стол и большой тяжелый утюг. После постирочной мне кажется, что меня отправили на курорт. Кто же, кроме меня, сможет отутюжить подрясники так, как надо? Никто! Я знаю, что в этом деле я мастер. Я стою у высокого стола и не надо сгибаться, как над ванной в постирочной. Разложила изделие, отутюжила через сырую марлю стойку воротничка, низ рукавов, отутюжила все места, где ткань прошита вдвойне. Теперь пространство однослойное – это уже совсем просто. Катя сидит к нам спиной у окошка, ей нужно больше света для шитья. Она не видит, как мы работаем. У Лены что-то не ладится. Она работала ровно, а теперь останавливается, вздыхает и, наконец, обращается к Кате. – Матушка, можно я буду белье сбрызгивать водой. Ткань льняная, пересушенная и плохо гладится. – Не надо! И наша работа продолжается в полной тишине. Проходит время, и Лена не выдерживает. – Матушка, надо сбрызгивать водой. Я могу выполнить работу хорошо, а выполняю плохо. – В голосе уже слышны досада и обида. – Выключи машину. Сядь и сиди – говорит Катя. Лена послушно выключила машину и сидит, сложа руки. Я заканчиваю свое задание и вместо того, чтобы повесить подрясник на плечики и приступить к следующему, эффектно водружаю его на свои вытянутые руки и иду к Кате. Мне очень хочется показать ей свое мастерство и, конечно, получить ее одобрение. Слегка повернув голову в мою сторону, слегка взглянув на подрясник, Катя берет нижний угол подрясника, откидывает его, и я вижу, что он не проглажен! – Что же ты не догладила? – спрашивает Катя и продолжает шить. После ежедневных исповедей я начинаю понимать, что происходит. С тихим восторгом тихонечко про себя благодарю Бога за очередное вразумление. «А не тщеславься! Скромнее надо быть!» Вот это да! Я же всё-всё прогладила… – Лена, – ласково говорит матушка, – Рождество совсем близко, а у нас красный угол в пыли. Стань на стол, сними все иконки, протри от пыли, помой лампадку. Наведи там порядок. Лена с готовностью принялась за работу. И вдруг мы услышали пространную речь молчаливой Кати: – Постельное белье у нас изо льна. Лен имеет толстые нити и плотные волокна. Когда в них попадает вода, ее очень трудно высушить. Гладильная машина выпаривает только верхний слой ниточек, а внутри волокон сохраняется влага. Вот мы оставим эту влагу в нитях, сложим аккуратно белье и положим на полочку в шкаф. Когда-то еще батюшка придет за ним! Вот, наконец, он пришел, получил у нас чистое белье и понес к себе в келью. А наступил вечер, он постельку себе постелил и, помолившись, ложится спать. Положил головку на подушку, накрылся одеялом, а не спится. Мешает какой-то неприятный запах. Это заплесневели внутри льняных ниточек сырые, непросушенные волокна. Так уж лучше не догладить и сохранить свежесть, чем портить белье влагой. Так закончился наш третий день в прачечной. На всех службах мы видели Катю, которая стояла по другую сторону от прохода недалеко от большой иконы преподобного Амвросия Оптинского. Она стояла неподвижно очень близко возле стены, и лица ее не было видно. День четвертый В прачечной суета. Всё идут и идут батюшки, матушки из разных служб монастыря и забирают всё, что мы стирали эти дни. У всех тихая радость, ожидание праздника. Мы раскладываем по ячейкам стеллажа пачки оставшегося чистого белья, заметаем и протираем скамьи, пол. Горит в чистом красном углу лампадка, залитая свежим маслом. Блестят протертые, очищенные от пыли иконы. Блестят от радости глаза Марии. Лена своими хрупкими руками замывает чистой водой полы у входа. Трудолюбивая Татьяна, подоткнув юбки, привычно и умело моет полы в постирочной. У меня тоже свои обязанности. Но как же мы все воодушевлены! Мы справились! Неужели это мы столько перестирали и помогли Оптиной подготовиться к празднику? Нет! Это нам Оптина помогла подготовиться к празднику! По молитвам преподобного Амвросия Оптинского Господь собрал нас таких разных под Свое крылышко и согрел Своей неизреченной, всепобеждающей любовью. Это нам был устроен праздник. Мы стирали белье, а Господь очищал наши души. Ночью Рождественская служба, а в восемь часов утра автобус Оптиной пустыни отвозит в Москву паломников. Ночью перед причастием опять иду на исповедь. После исповеди спрашиваю батюшку, как же мне теперь возвращаться в мир. Там же другие законы жизни. «Береги глаза и уши: смотришь – и не видишь, слушаешь – и не слышишь. Любовью спасайся, любовью!» Ночью причащаются все. Полный храм народу. Поет хор, а за хором вступают голоса прихожан. Я тоже пою, тихонечко подстраиваясь к смиренному молитвенному пению. «Тело Христово приимите, Источника бессмертного вкусите!» Толпа молящихся колышется, перетекает к Чаше, от Чаши к столу с теплотой и далее по храму... Так и держимся и причащаемся вместе одна за другой: Мария, Лена, Татьяна и Лидия. Ищем глазами Катю. Мы простились с ней в прачечной, но, кажется, не сказали чего-то главного. «Катя, дорогая, спасибо! За терпение, за любовь, за науку!» Закончилась служба. Выходить из храма не хочется. Какие же лица у людей светлые после причастия! Выходим из Введенского собора в пятом часу утра. Мороз, звезды. Красотища! После трапезы поспали, и я уезжаю. Иду к автобусу. На сердце тихо и тепло. Раздражение, обиды… Да когда это было? Когда-то очень-очень давно. Походка легкая. Мне даже кажется, что я стала выше ростом. Люди! Как же я вас всех люблю! У автобуса батюшки провожают своих духовных чад. «Благословите, благословите, благословите!..» Двери автобуса захлопнулись. Бог даст, еще приедем сюда… Лидия Бирюкова, Сергиев Посад

[b]ЖИЗНЬ «ПО ПАТЕРИКУ»,или Дневник одной строптивой послушницы [/b] Писать неудобно, вагон качает. Так, сейчас положу ноутбук на колени и буду писать на нём. Вот. Так удобнее. Три с половиной часа пути. Можно и поразмышлять… Жизнь наша полна символов и знаков. Почему? Да потому что она не хаотична. А протекает наша жизнь по промыслу Божию. Обычный человек видит какой-то хаос событий и встреч, переплетение жизненных нитей, как на изнанке ковра, когда трудно понять, что же изображено на лицевой стороне. А духовный человек прозревает узоры и краски целого полотна, обозревает картину жизни в целом. Духовные люди бывают прозорливы, потому что явственно видят тайны духовного мира… «Остановка “110-й километр”», – проскрежетал голос из динамика. Электричка «Москва – Калуга» остановилась. Я с трудом возвращаюсь от своих размышлений к повседневной жизни. Полупустая электричка, тусклый свет. В конце вагона две цыганки увлечённо беседуют. Справа спит парень в телогрейке, подложив авоську под голову. Я возвращаюсь в Оптину из Московского издательства. Ноябрьские сумерки сгущаются, близится вечер, и моё лицо начинает отражаться в окне. Смотрю на своё отражение: «Что ждёт нас с тобой в этот приезд? Каким окажется новое послушание?» Встречаю задумчивый взгляд и киваю знакомой незнакомке в окне. Фотограф, который недавно вручил мне моё фото, глубокомысленно заметил: «Ну как? Непохожа, говоришь? Это ты правильно заметила. Редко кто замечает. Они врут всё – и фотографии, и зеркала». Моё отражение живёт самостоятельной жизнью. Вот я кивнула, а женщина там, в окне, кажется, чуть помедлила, прежде чем благосклонно кивнуть в ответ. В уголках губ лёгкая насмешка – философствуешь, подруга? Я буду келейницей у монахини – матушки С. Если твёрдо верить, что жизнь наша протекает в потоке промысла Божия, то, конечно, это послушание не случайно. Чему-то должна я научиться, что-то понять. Встаёт пример перед глазами. В прошлый мой приезд в Оптину я познакомилась с одной из сестёр монастыря. Она, как и я, несла послушание в храме. Одновременно ей дали послушание ухаживать за старенькой и очень больной женщиной. Она рассказала, как это тяжело – ухаживать за старым человеком. Во всех отношениях: бытовом, душевном, духовном. Я очень ей сочувствовала. Тем более что бытовые условия действительно трудные: нужно топить печку, носить воду из колонки. Горячей воды, конечно, нет. На единственной электрической плитке приходится нагревать воду, каждый день стирать бельё. Душ в монастыре раз в неделю. А ведь за старым и больным человеком требуется особый уход… С этой сестрой у нас общий духовный отец. Он-то и благословил ей такое послушание. Своими переживаниями я поделилась с ним, и он в ответ на мои сочувствия и вопросы, нельзя ли отдать это послушание кому-то другому, рассказал такую историю. Один мужчина, напиваясь, становился очень раздражительным и в порыве гнева часто обижал свою жену. Однажды спьяну ударил её так, что она умерла. Когда он протрезвел и понял, что натворил, то впал в отчаяние. Отсидев срок, поехал в монастырь и хотел остаться там жить. Но старец монастыря, выслушав его покаянную исповедь, не разрешил ему оставаться в монастыре, а благословил нести послушание в приюте и ухаживать за тяжелобольными. Это научило его терпению и кротости, и через несколько лет он стал совсем другим человеком. Когда близкие знакомые встретили его на могиле жены, то не узнали. Вместо гордого и вспыльчивого мужчины они увидели человека смиренного. Весь облик его стал иным. Вот такие плоды пожинает тот, кто безропотно несёт подвиг заботы о больных и страждущих. Я слушала эту историю, но что-то внутри меня сопротивлялось ей. Я сказала батюшке: – Конечно, это подвиг. Можно сказать, даже мученичество. Но мне кажется, что этот подвиг должен быть только добровольным. Потому что нельзя стать мучеником с чужой подачи. Это должен быть свободный выбор человека. Ведь если заставить его нести ношу, которая ему не по плечу, то человек будет роптать и ропотом всё испортит. Разве нет? Мой духовный отец-игумен улыбнулся: – Хорошо рассуждаешь. И рассказы пишешь о добрых людях. Вот неплохой рассказ написала об одной из сестёр монастыря. Ну, там, где она спасает бомжа от голодной смерти и отправляет его в приют. – Я рада, батюшка, что мой рассказ понравился. – Да, так-то оно так, да теория – придворная дама, а практика – медведь в лесу. Так старцы оптинские говорили. Теперь понятно, что он имел в виду. Не пора ли мне на практике узнать то, о чём я рассуждала и писала? Из динамика доносится скрежет: «Следующая станция “Калуга-1”». Моя остановка. 25 ноября Батюшки святы, куда ж я попала! Теперь мне понятны сочувствующие выражения лиц гостиничных сестёр, которые присутствовали при моём назначении на новое послушание. У монахини С. вид грозен, палкой постукивает, всем своим видом показывает, кто в келье хозяин. Везу её на коляске в храм. Она гордо объявляет, кивая на меня: «Это моя новая послушница». Кто-то сзади хихикает: «Ну, конечно, новая, старые-то все не выдержали – сбежали!» Вид у матушки ещё тот: старые боты, грязное пальто. В келье тяжёлый запах. Сама она постоянно ворчит, ругается в храме на тех, кто, по её мнению, ведёт себя неподобающе. Часто стучит палкой и делает вид, что сейчас кого-нибудь ударит. Да уж! Вот сестра О. ухаживает за старенькой монахиней, очень чистенькой, благопристойной. Говорит, что она очень мудрая. Рассказывает много назидательного. А я чему буду учиться у своей наставницы? Как палкой стучать? Э-эх! Утешаюсь воспоминаниями о рассказе из книги про оптинского старца Варсонофия. Там говорится об одном барине, к которому приехал лакей пригласить на ужин к своим хозяевам. Смотрит барин, а лакей весь какой-то потрёпанный, и одежда-то на нём грязная, и сам он какой-то грубый, и нос красный, – может, ещё и пьющий. Вот барин и говорит ему: «Что ж господа-то твои, не могли ко мне кого поприличнее послать, что ли?» А лакей отвечает спроста: «Всех, кто был поприличней, послали к приличным господам. А к вашей милости вот меня прислали». Так что вот и получается: к моей милости прислали эту матушку. Обязанности мои просты и понятны: утренний и вечерний туалет матушки, постирать бельё, отвезти её на коляске в храм и привезти обратно. Ну и прочие мелочи: сменять памперсы, помочь одеться-обуться, заправить постель, искупать, накормить, помыть посуду. К концу дня выясняется, что у меня есть ещё одна обязанность: кормить толстых оптинских котов, предварительно приготовив им еду в пакетике (матушка сама не съест, но коты должны быть сыты). Кормление происходит долго, я топчусь в ожидании коляски и мёрзну. Начинаю ныть: «Матушка, поедем домой». Но слышу непреклонное: «Стой и жди, ещё не все коты поели!» После вечерней службы ещё один сюрприз: я должна завезти коляску в гостиницу и уложить на неё спать здорового и толстого серого кота. Наглый кот спать ложиться не желает. Я объявляю: «Спать он не будет. Пойдём домой, ужин остывает!» В ответ – стук палкой и крик: «Ты не умеешь укладывать котов спать!» Да уж, котов мне действительно не приходилось укладывать. К моему глубокому удивлению, мать С. легко справляется с серым – он сворачивается в клубочек на коляске под её тёплым платком. У Юрия Куклачёва, оказывается, имеется серьёзный конкурент! «Терпи, – говорю я себе. – Это послушание очень полезно для тебя: через пару дней ты станешь терпеливой и кроткой как овечка». Если матушка даже серого наглеца выдрессировала, то, возможно, со мной этот процесс пройдёт быстрее. Я стану смиренной, и мне сразу дадут другое послушание. Как там я недавно писала в записной книжке? «Промысел Божий устраивает все обстоятельства наиболее благоприятным образом для спасения человека». Вот, значит, мне эти обстоятельства наиболее и подходят. Буду терпеть. Спокойной ночи, Олечка! 26 ноября Встала совершенно разбитая. Серый нахал решил, что в нашей келье ему спать гораздо удобнее, и пришёл ночью к нам. Мне пришлось вставать и укладывать его в ногах у матушки. Поскольку спать он не ложился, мне объявили, что он голоден. Что я, совсем глупая? Не понимаю, что голодным не уснёшь? На мой взгляд, серому не помешало бы поголодать пару дней, а то он уже квадратный почти. Одна серая морда чего стоит. Ещё пару килограммов, и можно спутать с лошадью. В три часа ночи мне пришлось искать плошку, потом кашу, заботливо оставленную в процессе ужина для завтрашнего кормления котов. Потом выяснилось, что после еды кота следует напоить. Я попыталась возмутиться, но поняла, что лучше молчать, иначе возмущённая матушка перебудит всех окружающих. А келья наша только называется кельей. На самом деле, это место в коридоре по дороге в туалет, отгороженное занавеской. Так что возмущаться в таком месте – это просто занятное представление для всех сестёр монастыря. Серый смотрел на меня с ехидством: придётся тебе за мной поухаживать! Ну до чего противная морда! Погоди, нахал, доберусь я до тебя, отдеру за уши! Матушка с котом к утру уснули, а я, проделав им обоим утренний туалет, поплелась стирать. Памперсы, конечно, хорошая штука для годовалого ребёнка. У нас главное – «сухо» – никак не получается. Трудно ожидать, что это получится, если человек весит не пять-восемь килограммов, а в десять раз больше. В процессе стирки чуть не уснула. Хорошо, что вода течёт только ледяная – так бодрит! А вот и доброе утро! В Патерике рассказывается о том, как один старец гонял послушника за пять километров поливать сухую палку. Через пять лет она расцвела, и старец сказал: «Вот плоды послушания!» Что-то ещё читала такое – за послушание реку переплывали, хотя плавать не умели. По спинам крокодилов ходили! Ну вот, а ты всего лишь полночи кота спать укладывала. Это ж просто пустяки! 27 ноября Сегодня мне удалось сводить матушку в душ. Говорят, что до меня это никому не удавалось. Думала, не будет она мыться. Но она мылась долго и с удовольствием. Спрашиваю: «Почему ты раньше в душ не ходила?» «А сколько тебе со мной мороки-то в этом душе?! Я бы ни за что не пошла! Да ты мёртвого с одра подымешь! От тебя разве отвяжешься?!» Едем из душа. Дорога в горку. Коляска буксует. Никак не могу перевезти её через трещину в асфальте. На мои попытки никто не обращает внимания. Да и обращать-то особо некому: монастырские задворки пустынны. Наконец, должно быть заметив меня из окна, выходит один брат. Лёгким движением руки приподнимает коляску и перевозит через трещину. Приговаривает: «Ну, это не для женской силы, пойдёмте-ка я вас наверх провожу!» Хорошо, но мне уже не наверх, а снова бы вниз – опять в душ. Пока я матушку одела, пока с трещиной боролась – вся в поту и мыле. В келье все вещи я перестирала, но запах всё равно чувствуется. Не могу понять, откуда он идёт. Наконец нахожу запихнутые за стул одеяла в пододеяльниках. Пододеяльники мокрые и уже давно. Свёрнутые в комок, они и не думали сохнуть. Стираю. Вешаю сушить. Чему, интересно, меня должна научить данная ситуация? Ну, если по Патерику, то, конечно, неосуждению. Ведь я не знаю, почему предыдущая послушница не смогла это постирать, не смогла уговорить матушку помыться. В голову лезут помыслы: «Да ты дура, что ли? Чего ж тут непонятного!» Старательно прогоняю эти помыслы. Буду жить по Патерику! 28 ноября После трапезы у меня одна сестра спрашивает: «Что-то, Оль, у тебя вид какой-то... Устаёшь? А я тебя поблагодарить хотела. Обычно из вашей кельи столько криков доносилось, а сейчас – тишина. Как хорошо! И запаху почти нет. Спаси Господи!» Да, тишина. Это я терпению учусь. По крайней мере, меня никто не отправляет к крокодилам! 29 ноября Терпения всё меньше. По Патерику я долго не выдержу. Ещё немного, и я пойду искать крокодилов. В их компании, возможно, мне будет спокойней. Серый стал ещё толще. Нахал смотрит на меня очень ехидно: «Будешь меня кормить и спать укладывать!» 30 ноября Вот тебе и тишина! С утра – скандал! Я вечером потихоньку стащила пуховые штаны матушки. Похоже, их вообще никогда не стирали. Постирала и зашила. Но вот беда – к утру они даже на батарее не успели высохнуть. Матушка кричит на меня и стучит палкой. Мне кажется, что сейчас сюда сбежится вся Оптина. Причём крики примерно такие: «Отдавай мои штаны, нахалка!» Наверное, со стороны можно подумать, что теперь я ношу их сама. Достаю из сумки матушки другие штаны, потом колготки. Но она наотрез отказывается их надевать. Ей нужны старые и любимые. Она надевает подрясник, пальто, ботинки и собирается идти в храм с голыми ногами. Я сначала ругаюсь: за окном минус пять! Ноль внимания. И я неожиданно для себя начинаю плакать. Крики и стук палкой прекращаются. Матушка внимательно смотрит на меня. Замечаю, что это глаза абсолютно умного и здравомыслящего человека. Она ласково спрашивает: – Чего же ты плачешь-то? Ну, не всё равно тебе: надену я эти штаны или нет? – Нет, не всё равно! – всхлипываю я. – Ты простудишься, заболеешь, а я буду переживать и мучиться! Она печально вздыхает: – Мучиться! Если б ты на этом свете помучилась – хорошо бы было! Здешние-то мучения от тамошних мук спасают. Ладно, давай сюда свои штаны! Как вы мне надоели! Прикрывает глаза и опять превращается в прежнюю – сварливую и ворчливую. Но я уже смотрю с недоверием. А матушка-то совсем не так проста! Неужели она юродствует? 1 декабря Всё! Я ухожу к крокодилам! С ними мне будет комфортнее. Кошмарный день! С утра меня отругала гостиничная за котов, потом сестра, моющая пол, за серого нахала, который приспособился гадить по углам – на улице-то холодно! Затем я, как обычно, вела матушку под руку к причастию. У самой солеи она остановилась, оттолкнула меня и закричала: «Иди отсюда! Что ты ходишь за мной как тень!» И все смотрели на меня пристально и недоверчиво: на самом деле, чего это я не даю покоя монахине? В довершение ко всему, после службы вышел к паломникам старец, схиигумен Илий. Матушка ухватила меня за руку и потребовала, чтобы я транспортировала её к старцу. Это её духовный отец. С большим трудом я протащила её через толпу, и нам удалось подойти к старцу. А он уже уходить собирается. Я так испугалась, что теперь мне её придётся за ним транспортировать дальше по проходу через толпу, что громко сказала: «Батюшка, благословите мать С.!» Старец улыбнулся и обратился к матушке: «А-а, мать С.! Ну что, всё ворчишь?» А матушка оттолкнула меня с громким криком: «А ты чего лезешь? Как ты мне надоела! Батюшка, я от неё скоро откажусь!» Старец посмотрел на меня, улыбнулся и громко говорит матушке: «Надоела, говоришь? А ты её бьёшь?» Матушка завертела головой: «Нет-нет, я её пока не бью!» И вся толпа паломников начала смеяться. Я чуть сквозь землю не провалилась. Матушка сделала меня посмешищем для половины монастыря. Вторая половина будет смеяться чуть позже, после рассказов первой половины. В конце дня, в довершение к моим злоключениям, матушка неожиданно упала с ведра. Я и отвернулась-то только на минуту, воды подогреть для её вечернего умывания. А у неё, видимо, закружилась голова. Падать-то, конечно, ей с пластмассового ведра – переносного туалета – невысоко было, но ведро перевернулось, и она боком стукнулась о его край. Полулежит-полусидит на этом ведре, на животе, и кричит. Я, испугавшись, начинаю её поднимать. Сажаю на кровать. Бок мажу маслом от преподобного Амвросия Оптинского. Пол мою, ведро выношу. Вот только, по-моему, я пострадала больше матушки: поясница отнимается. Весит матушка, конечно, не намного больше моего, но да ведь я-то всё равно не штангист-тяжеловес. Видимо, её поднимание не прошло для моей поясницы безвредно. Ну и в конце – заключительный аккорд. Как нам без заключительного аккорда?! Матушка, рассерженная своим падением, начинает копаться в сумке. Достаёт пакетик с кашей, которую мы забыли отдать котам. Один пакетик с рыбой отдали, а про кашу забыли. Она в гневе с размаху бросает пакетик об пол. Пакетик разрывается, каша с брызгами разлетается по всему полу. Всё в каше: её руки, подрясник, пол. Матушка молчит и смотрит на меня внимательно. Подхожу к ней. Тихонько говорю: «Господи, прости меня грешную и пошли мне, пожалуйста, немножко терпения». Вытираю ей руки, снова мою пол, с трудом наклоняясь – поясница болит. Матушка наблюдает за мной молча. Мой духовный отец в отъезде. Пожаловаться и то некому. Вечером написала ему короткое письмо: «Моё послушание так спасительно, что боюсь не дожить до твоего возвращения. Ты вернёшься, а я уже спаслась, причём в чине мучеников». Внутри всё кипит! Я стираю кучу белья в ледяной воде, таскаю эти тяжёлые тазы, эту тяжеленную коляску, вожусь с котами и серым толстым наглецом, а взамен получаю только ругательства. Нет у меня смирения, нет терпения, рано мне совершать такие подвиги, как уход за этой матушкой. Пускай это делает кто-нибудь более продвинутый в духовном плане! Тот, кто сможет по Патерику жить! И вообще, в Патерике наставники были благодатные. Таких старцев можно было слушаться! И по спинам крокодилов ходить! А мою улетевшую матушку с какой стати я должна слушаться?! Тоже мне, старица-наставница! Решено. Завтра я отказываюсь от этого послушания. Если доживу до завтра. 2 декабря С утра матушка кроткая как овечка. Говорит мне: «Мы с тобой будем всегда вместе жить». Думаю: «Нет, только не это!» Вслух говорю: «Ты же сказала, что я тебе надоела?!» Она: «Так это ж я просто так сказала». Отвожу её в храм. Стою на службе. После «Отче наш» иду за обедом в трапезную. Приношу обед, закутываю в полотенце, чтобы не остыл. Сажусь. Думаю. Если отказываться от послушания, то надо идти сейчас к старшей. Собирать вещи и переходить в другую келью. Сижу. Думаю. Вообще-то, мой духовный отец не благословляет самочинно менять что-то: послушание, работу. Как там говорится? – «к стропотным стропотные пути посылает Бог». Недавно я выписала хорошие слова. Вот: «Когда мы в каких-то обстоятельствах стараемся сохранить мир, согласие, любовь и это не получается, то нужно знать: или это не наша мера, или же есть на то воля Божия, значит, нужно просто терпеть». Иду в храм. Оказывается, все уже ушли. В храме тишина. Сидит одна моя матушка. Головушку повесила. Ждёт меня. Голодная, наверное. Так мне её жалко стало. Ладно уж. «Ну что, – спрашиваю себя, – потерпим ещё?» Да, пожалуй, пару дней ещё можно потерпеть. 3 декабря Удивительное дело! Сколько лет я бываю в Оптиной и живу подолгу, никогда у меня не получалось со старцем толком поговорить. Несколько раз, правда, он на мои вопросы отвечал, благословлял меня, просфоры давал. А ещё записочки мои брал, молиться чтобы. Но вот исповедаться ему или долго поговорить – такого никогда не было! А сегодня – просто чудо! Я исповедалась старцу, покаялась в ропоте и раздражении на матушку. И отец Илий со мной довольно долго разговаривал! Расспросил о моих рассказах и будущей книге, посоветовал писать дальше, потому как дело это хорошее. И ещё спросил меня о матушке. Я сказала, что она добрая. Потому что не хотела её осуждать. Тем более что она так любит своего духовного отца! А он: «Добрая, говоришь?» И улыбнулся. Накрыл меня епитрахилью и довольно долго молился. А потом ещё банку варенья мне подарил! Вот здорово! Правда, после исповеди матушка ехидно мне сказала: «А в чём ты каялась-то? Ты ж у нас святая!» Но я почему-то даже не обиделась. И настроение не испортилось! Хорошо-то как! Долго стояла у иконы Божией Матери. Святые отцы пишут, что когда мы просим послать нам смирения и терпения, то Господь посылает нам людей, которые нас смиряют, и обстоятельства, которые учат нас терпению. Это, конечно, хорошо. Но как не хочется лично с такими обстоятельствами встречаться! Вот если бы можно было стать терпеливым без того, чтобы что-то терпеть! Да, видно, такого не бывает. Неискушённый – неискусен. Сегодня день у нас прошёл мирно. Матушка вроде бы поспокойнее стала. Серый ко мне ласкался. Ах, хитрец! Ладно, положу ему каши побольше. 4 декабря Сегодня вспоминала из Патерика историю. Там один брат жил в монастыре. И всё было хорошо. Только была одна загвоздка. Девять братьев его любили, а один терпеть не мог и всячески ему досаждал. Терпел он, терпел и решил: «Больше не могу. Никакого житья нет от этого брата. Пойду в другой монастырь». И ушёл. Пришёл в другой монастырь. А там восемь братьев к нему хорошо относятся, а двое невзлюбили. Терпел он, терпел… Нет, думает, надо уходить, тут ещё хуже, чем было. Пришёл в третий монастырь. А там уже только пять братьев к нему хорошо относятся, а пять досаждают. И решил он больше никуда не ходить. И терпеть на месте. Решил меняться сам. Стал просить у Господа любви. На досаждения не отвечать и терпеть. И постепенно вся братия стала хорошо к нему относиться. Вот такая история. Да, правильно батюшка сказал: «Теория – придворная дама, а практика – медведь в лесу». 5 декабря Буду искать у матушки хорошие стороны. Надо помолиться, чтобы Господь открыл. 6 декабря Господи, да что ж я такая глупая-то! Хорошие стороны матушки на самом виду! Почему же я раньше это не замечала? Сейчас некогда писать, в храм идём, вечером напишу. …Дописываю вечером после службы. Так вот. Матушке 80 лет. Ходит она с трудом, в храм ездим на коляске. Утром встаёт, ноги дрожат. Зрение плохое. Другая бы легла и лежала. А она с трудом, но идёт на службу. Не пропускает ни утренней, ни вечерней. Приходит первая и уходит последняя. Причащается очень часто, исповедуется. Сама читает все правила и все молитвы. Она практически не говорит на мирские темы. Либо молится, либо книги духовные читает. Да какие книги-то! Феофана Затворника, Игнатия Брянчанинова… Книг у неё много. Да она же подвижница настоящая! Я раньше думала, что она рыбу не ест из-за котов. Чтобы любимца серого кормить. Нет, это не из-за котов. Она и молочное не ест. И вообще никакой скоромной пищи. Это она такой пост на себя взяла… Да уж, отец Илий так просто не будет человека постригать в монахини… Значит, она достойна. Сегодня уговаривала её пряник съесть, он постный был. Видно было, как ей хочется пряничка. Но она отказалась. Надо будет ей хоть фруктов купить. А то она ещё ослабеет от постоянного поста. 7 декабря Сегодня мы с матушкой рассказывали друг другу о себе. Она мне – про то, как она в Даниловом монастыре жила. Про свою семью. Про братьев и сестру Марию. Вся семья у неё верующая. А один брат умер за чтением Евангелия. Очень он любил читать Евангелие. Сама она родилась без признаков жизни. И только потом ожила. Крестили её в честь преподобного Серафима Саровского. Назвали Серафимой. Это её любимый святой. А я ей почему-то про свою бабушку стала рассказывать: – Она добрая была, моя бабушка. Правда, она всегда ворчала на меня. Но я знала, что она меня любит. Она мне оладушки пекла. Начинала я рассказ о бабушке легко. Передо мной ярко-ярко встал образ бабушки: вот она поднимается ни свет ни заря и к моему завтраку печёт пышные оладушки. Вот она ругает меня за то, что я не хочу надеть тёплый шарф и рейтузы (мне кажется, что в них я выгляжу толще). Вот она лежит в онкологическом отделении больницы. Я прихожу навестить её, а она засовывает мне в сумку пакетик с котлетой, которую она не ест, – чтобы я пообедала этой котлетой. Ходит в туалет по стеночке сама, качаясь от слабости, потому что не привыкла никого обременять и стесняется попросить судно. Толстая медсестра не пускает меня к ней в палату, хотя врач разрешил. Она громко кричит на всё отделение: «Бабка твоя здоровая, раз сама в туалет ходит! Значит, может и вниз сама спуститься к посетителям! Нечего тут!» А бабушка тихонько улыбается мне и толстой медсестре и просится домой. Это было за десять дней до её смерти. Вот она дома лежит и морщится от боли, но даже не стонет, чтобы не потревожить правнуков – моих детей. Вот моя трёхлетняя дочка подходит к её кровати, ласково гладит бабушку по голове и спрашивает: «Милая бабуся, тебе плохо?» А она улыбается, целует её ручонку и говорит: «Что ты, кнопочка моя, мне хорошо». А через час засыпает и умирает. Рассказ я начинала легко, а в конце у меня отчего-то потекли слёзы. – Ну, поплачь, поплачь, – слышу тихий голос. Она что, меня утешает? Она что, правда, добрая? 8 декабря А кот-то серый – умный такой! Ждёт нас вечером, после службы. Заходит в коридор, сам в кресло прыгает и под платок лезет. Это ж просто Кот учёный! У нас с матушкой свой собственный Кот учёный! Сегодня кормили нашего кота рыбой. На улице мороз, и он спит у батареи внизу. Углы больше не метит, воспитанный стал! Привезла матушку на коляске из храма. Она стала укладывать серого спать под свой тёплый платок. Спать он не хочет. Матушка отправляет меня за едой для кота. Поднимаюсь в келью вверх. Спускаюсь вниз. Приношу ему рыбы. Теперь он хочет пить. Поднимаюсь вверх за водой, спускаюсь вниз. Кот наелся и напился. Лёг спать. Поднимаю матушку вверх, спускаюсь с её памперсом вниз. Так, куда я шла? Вверх или вниз?! Пожилая сестра, которая живёт в нашей гостинице, проходит мимо и ворчит: – Ты чего ей потворствуешь с её кошками?! Гнать их всех! Прошлые-то келейницы – не в пример тебе, умнее были, всех её кошек гоняли! И негромко, в сторону: – Такая же полоумная, как твоя наставница! Я молчу. Сестра уходит. Тише-тише, серый, не бойся, я тебя не выгоню. Она просто не понимает, что ты у нас не обычный кот, а учёный! 9 декабря Писать особенно нечего. Жизнь идёт своим чередом. Теперь я знаю, как лучше одеть матушку на прогулку, какой должна быть температура воды, которой она привыкла умываться, как удобнее положить ей подушки. Купила ей хурму. Вот хурму она ест. Это ж постное – фрукты. Хорошо, что ест, а то от её такого строгого поста можно совсем ослабеть. Сегодня матушка меня удивила. Я очень люблю во время службы стоять впереди всех, чтобы всё было видно. А она сидит на скамеечке в самом конце храма. Предложила ей завозить коляску в храм и подвозить её поближе, а то перед ней встанут люди стеной и ничего не будет видно. А слышит она плохо. Она говорит: – Нет, мне и тут хорошо. Нельзя мне ближе. – Да почему нельзя-то? Вот другую матушку-монахиню подвозят на коляске ближе – значит, можно. – Ну, она достойна, наверное, а я плохая монахиня, недостойная. Да уж, видимо, мне есть чему у матушки поучиться… Пожалуй, я не буду просить поменять мне послушание. Как она без меня будет-то? Ольга РОЖНЕВА

Tе, кто пришел в Церковь по каким-то романтическим соображениям, разочарованы, и это неудивительно. Романтические ожидания всегда завышают требования. Они хотят, чтобы все в Церкви были ангелами, а Церковь земная из людей состоит, людей грешных — «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9:13). Некоторые говорят, что ушли из Церкви, потому что не нашли там правды. Значит, они изначально не Божью правду там искали, а хотели найти подтверждение своей правде. Не нашли — уходят. Это их свободный выбор. http://www.pravmir.ru/protoierej-roman-bratchik-o-razumnoj-podgotovke-ko-prichashheniyu-duxovnichestve-v-miru-i-istinnyx-prichinax-rascerkovleniya/

Служба в Оптине http://www.youtube.com/watch?v=7knB4UEK2N8

Это 1 взгляд 1 человека. Само собой, он не может быть абсолютно верным. Это лишь взгляд. И возможно таким же романтически настроенным девушкам полезно его почитать. Просто для того, чтобы знать.