Написал мой друг, живет и работает в Тюмени, читать рекомендую всем, троллям обязательно!!!
Только что случайно натолкнулся на mail.ru на статью «Американцы перестали верить в «американскую мечту». Там Wall Street Journal проводил опрос на тему: будут ли их дети жить лучше их самих? 76% сомневаются в этом, и лишь 21% в этом уверены. И это самый низкий показатель за всю историю. Я решил себе задать этот вопрос и вспомнить эволюцию собственных мыслей на этот счет.
КУДА МЕНЯ ВЫВЕЛА КРИВАЯ АМЕРИКАНСКОЙ МЕЧТЫ?
Конечно же, я каждый день читаю новости о том, что происходит, и каждый день – только с самых разных источников. До конца дочитываю примерно 3-5 статей каждый день, порой с полностью противоположными точками зрения. И трудно сохранять при этом душевное равновесие (интуитивно понимая, что и нас, и не нас будет ожидать в ближайшие 10-15 лет). Но сохранить надо – оно еще не одну сотню раз пригодится. Не «глотаю» и тем более «не пережевываю» статьи с явными клише, с криками, с громогласными эмоциями, с апокалиптическими пророчествами и тем более – с проклятиями самых разных изощренных форм. Когда «землетрясение» уже произошло (и не вчера) и на наш берег с дикой скоростью надвигается волна высотой с 9-этажный дом, какой смысл в состязании эмоций? «Волна» слишком многое поменяет в нашей жизни и криками (равно как и иронией и острословием) её не остановить. Вопросы, которые я ставлю перед собой сейчас: как после этого жить дальше? И во что верить сейчас?
Вынужден немного «отмотать» назад… Как-то так получилось, что у советского мальчика (то есть прошлого меня) слишком быстро появилась любовь к империалистическому западу Первый же увиденный во втором классе мультфильм «Том и Джерри» вывел его на первое место в хит-параде самых-самых. Где-то в те же годы мимо не прошёл и фильм с Арнольдом Шварценеггером. Потом «Рэмбо», «Кровавый спорт» и целая голливудская карусель. Советские же фильмы (кроме «Гостьи из будущего» и «Приключения Петрова и Васечкина») не смотрел по оппозиционным соображениям: телевизор был в доме один, и родители категорически запрещали переключать на «какую-то фигню, где стреляют, убивают, и постоянно дерутся». Застывшая нелюбовь к советскому кинематографу была столь сильна, что и в старших классах, и в вузе, она продолжала-таки свою инерцию… К слову, «Ирония судьбы или С легким паром» посмотрел ВПЕРВЫЕ три года назад, «Москва слезам не верит» - шесть лет назад, «17 мгновений весны» (и тут сам, от стыда, попрошу себя остаться) – 1,5 года назад. Фильмы Гайдая не в счет – к ним была любовь еще с детства и все они знакомы наизусть.
А вот кривая великой американской мечты как-то притягательно и эффективно подзывала к себе. Процент содержания российских фильмов и любых западных к 30 моим годам составлял примерно 95% к 5% (то есть отечественного было на уровне статпогрешности). Что я читал до этого возраста из великой русской литературы? Примерно те же 5% от всех остальных прочитанных книг. Кто был примером для подражания в бизнесе? Ну, естественно Стив Джобс и Билл Гейтс (чьи биографии я вылизывал глазами). Часы? Двадцатку первых мировых брендов я чеканил без ошибок за 14 секунд («Полёта», «Победы» и «Командирских» среди них не было). Одежда? Точно то же самое. Любимые журналы? До дыр и ни одного из них не было с русским названием. Гордиться получалось только автоматом Калашникова, Гагариным, «Братом 2» и Пушкиным. Когда я много лет назад узнал, что Bork – это российская техника, то начал как-то опасливо смотреть на их соковыжималки (а до того думал «умеют же европейцы»).
Первый выезд зарубеж был в Турцию, в возрасте 25 лет, на 6 дней, «всё включено», под пьяные ночные крики русских отдыхающих, прыгающих в бассейн с балкона. Я был счастлив, ибо глотнул свободы вдалеке от «немытой России». Через год была Греция, Франция, Италия, Эмираты, а еще через год Китай, Швейцария, Шотландия и т.п. Глотков свободы было всё больше, и кислород этот опьянял неимоверно. В 2009 году не одну ночь провел у компьютера в поисках недорогой страны и недорогой недвижимости, чтобы типа по карману. С мыслью: «Ну не сейчас, конечно, а чуть позже. Но дом-то точно надо уже сейчас выбирать». Один знакомый финансист даже долго консультировал на тему того, как во Франции можно типа «купить» дом: взять под его залог кредит во французском банке под 3% годовых (погасив всю сумму за дом и вернув заемные у частного лица деньги, потом сдавать этот дом внаём, гася этой арендой ипотеку долгие-долгие годы, и через 30 лет стать его владельцем «не вложив ни рубля»). Слушая его, я вдыхал запах жасмина и соленого морского ветра, и даже слышал скрип калитки своего будущего дома где-нибудь под Жуан Ле Пином (в котором я гулял, ел, и «всех знаю», естественно). Но решил, что к этой идее вернусь чуть позже.
Еще год спустя занесла-таки судьба и на Манхэттэн, New York, USA. Когда я вышел с группой Тюменского Государственного Университета из нью-йоркского метро на Rockefeller Station в 9 вечера и ВПЕРВЫЕ в жизни увидел небоскребы, то чуть не заплакал. Это был настоящий культурный шок и хотелось прыгать и обниматься с незнакомыми людьми. Через полчаса немного отпустило, но мы весь вечер гуляли по центру Манхэттэна и первое, что я сделал ночью, когда вернулся с группой в отель, полез в интернет с вопросом о стоимости квартир в районе Central Park. Две недели, проведенные в самой демократической стране мира (оттуда я улетел сразу на восхождение Килиманджаро) вызвали бурю эмоций. Шутка ли, на ток-шоу Good morning America (где я хлопал в массовке по команде ведущего) увидел вживую Хайди Клум. Вернувшись на родную землю, как и положено по законам классиков, русского начинающего интеллигента обуяла экзистенциальная тоска. Вопрос: «Почему у нас не так?» стал зарождаться в собственных недрах коллективного бессознательного (к коему себя логически всегда и причислял). Вопросов было больше, чем ответов. Но к счастью, культурной революции в отдельно взятом организме не произошло. Хотя…
… эффект оказался неожиданным для меня самого. Потому что он вдруг стал вроде как противоположным. Проездив десяток разных стран и восхитившись каждой из них, вдруг отчетливо ощутил себя… туристом. В каждом из этих красивых миров я мог быть только зрителем. Нам красочно рассказали на одной из экскурсий в Нью-Йорке, как четырех веселых российских студенток, приехавших на заработки на полгода, выперли из страны, которая «выдает борцов за права человека» в течение 24 часов за то, что они без билета пролезли через турникет в метро и это увидел полицейский; он догнал их, взял паспорта, завел в участок, и как поётся в песне группы Бандэрос «… Манхэттэн - прости…». (Поэтому нас слезно просили пользоваться проездными в метро и не бравадиться). Зрителем быть приятно, кто же спорит. Но попробуйте во время спектакля выйти на сцену, чтобы принять в постановке участие (исполненного страстных чувств самовыражения). И тогда вы поймёте, о чём я.
Отчётливо вдруг понял, что хозяином (пусть и с маленькой буквы) чувствовал себя только… в своей родной стране. (Чуть позже проблески этого чувства стали появляться и в других городах России, которых я посетил уже более четырех десятков). Понял, что там – очень и очень хорошо. Но там я для всех – чужой. В Нью-Йорке, во время экскурсии по джазовым клубам, милая 50-летняя женщина из Канады, узнав, что я из Сибири, оглядела с ног до головы и робко задала вопрос: «А много ли у вас в Сибири осталось ГУЛАГов?» Я не понял, и попросил повторить вопрос. Она смущенно это сделала, и когда я переспросил последнее слово, то встал как вкопанный. Джаззмены, выйдя на улицу в температуре +4 градуса и увидев, что я гуляю возле входа без куртки, спросили: «Ты откуда?» «Из Сибири». (Они смеются и спрашивают дальше). «А сколько там градусов у вас зимой?» Я говорю: «Минус 30, бывает и минус 40». Один из них в шоке: «А как ты всё еще живой?», а другой, в пуховике, заржал и говорит: «Ты сейчас тут греешься с нами на улице, да?» Когда я сказал, что летом у нас жарче, чем них тут, они втроем брызнули со смеха и один из них сделал жест, типа, «дай пять» (мол, забавный ты парень, и шутки у тебя забавные). Одним вечером спустился в отеле на рецепшн и говорю: «У меня ключ не работает, в номер не могу попасть». Парень спрашивает: «А ты откуда?» «Из России». «Оооо! Россия! А где твоя водка?» Говорю «что?». Он «ну водка, в России все пьют водку» и улыбается так озорно, видно что и не шутит вовсе. Мне так стало не по себе и говорю: «Где твоя лошадь?» Он так растерянно и с кривой улыбкой «что?» «Лошадь твоя, говорю, где? И шляпа ковбойская? В Америке ведь все ковбои?» Он посмотрел на меня с медленно исчезающей кривой улыбкой и абсолютно пустыми глазами. Он реально не понял, что я имел ввиду (хотя с моим плохим английским я и сам в этом мог быть виноват).
Конечно, эти мелочи ничего не поменяли в базовом отношении. И империалистический запад не стал в моей голове загнивающим, а люди там – тупыми (по Михаилу Задорнову). Но начало появляться чувство, которому раньше в душе не было никакого места – уважения к своей стране. С 2010 года перестали смешить шутки о том, что все, что русское – обязательно #####. Пропало желание ходить в кино 2-3 раза в неделю, пока не пересмотришь все голливудские новинки (потому что от большей части из них уже ничего внутри не колыхало никак). Я с таким чувством/толком/расстановкой начал читать российских классиков, что удивлялся самому себе. Фамилия Сикорский или Салманов уже не вызывала рефлекс «чё?» А книга про Муравленко читалась запоем и дома, и в кабинете, и в моменты ожидания встреч (по 5-7 минут урывками). В 2010 году я (осознанно) сходил на ПЕРВУЮ в моей жизни тюменскую экскурсию… И стали интересны российские и тюменские бизнесмены, и пропало желание сравнивать их («расхитителей социалистической собственности») с настоящими ихними бизнесменами, выстроившими свой бизнес только с нуля. В том 2010 году мы сделали первый номер журнала, полностью посвященного становлению нефтегазодобывающей отрасли в Тюменской области. И к моменту окончания работы над ним, эта земля стала для меня ощущаться как исполненная огромных возможностей, которые были и остаются под ногами, но я их не видел (потому что как мудрая Маша в сказке «высоко сидел и далеко глядел»).
В какой-то момент вдруг понял, что Великую американскую мечту там за последние 25 лет у них не выполнил ни один русский (хотя уехало их туда не одна тысяча и не десять). И она там, конечно же, существует, но вот не нами воплощается. А то, что немецких машин премиум-класса в Тюмени сейчас больше, чем в Мюнхене, как-то не модно обсуждать. То, что наша экономика – в десятке самых крупных в мире – некоторые, когда слышат, говорят мне «дай пять, клёвая шутка». То, что сегодня в Тюмени 22-летняя студентка была за границей больше раз, чем ее родители за всю свою жизнь – тоже как-то «не тема для разговора». То, что Тюменская область – первая по многим показателям в стране. А что тема? Частенько звучат – медленная смерть от санкций (и как следствие - пути выхода из немытой России, как это делали согбенные души сразу же после 1991 года), экспертные оценки по типу «ну всё же ясно, кто победит, кого смешить-то?», обсуждение шестидесяти девяти поз обращения со своим кэшэм или своей собственностью (которые уже все приготовились не выпускать из своих рук). И многие другие, которые в процессе обсуждения перемежаются энергичными взмахами руками или затяжными вздохами (и такими же выдохами). Здесь же, кстати, и все разговоры о пагубных последствиях нефтяного иглоукалывания.
Могу только за себя сказать: силы реализовать великую мечту я начал чувствовать только здесь, в своей стране. В том числе, в этом конкретном городе. Особенно рядом с сотнями знакомых мне людей, у которых такие же мысли. Силы потреблять – естественно более активны для многих за её пределами, силы же сделать что-то в этой жизни – здесь гораздо легче подпитываются. При всех прогнозах, при всех «о боже, как вы там всё еже живы в этой недемократичной стране?» - возможности здесь никогда не были маленькими, и в ближайшие десятилетия меньше не станут (даже если нас сжимать сильнее и сильнее). Не зря геополитолог Сергей Караганов, приезжая в Тюмень несколько месяцев назад сказал: «Такой откровенной пропаганды от лица большинства западных СМИ я не помню ни в один год холодной войны еще при СССР. Они срывают свои маски, и уже даже сторонним людям видна их так называемая «объективность». Это значит, за нас взялись основательно, и никто никуда не отступит. Хочется, чтобы мы всё-таки победили, но что будет – я не берусь предсказывать».
Мне нравится фильм «Брат 2». И не из-за национального вопроса (который так ярко там обыгрывается, на то он и фильм, наверное), а из-за абсолютно спокойного и абсолютно честного отношения главного героя к родной стране. Его абсолютно непафосной фразе: «Я Родину люблю» веришь прямо по-Станиславскому! В одной из сцен Бодров говорит Даше у костра в Нью-Йорке:
- Поехали со мной домой, там хорошо.
- А что я там делать-то буду?
- А здесь ты чего делаешь?
Вот этот последний его вопрос - для меня на данном этапе теперь и есть самый главный: «А здесь-то я чего делаю?» А на вопрос «во что верить?» сам себе отвечаю – в эту Землю верить. Богатую. Огромную. Совсем неосвоенную, но и не заброшенную. В себя. В людей, которые живут здесь (или не здесь) без двойного дна, и об этом говорят их последовательность и основательность. В близких (которые не заводят разговоры о недостатках нашей страны, а опираются на её достоинства и знают, что их всегда было много, и меньше не стало). И говорить - «немытая Россия» - уже совсем не хочется. Потому что если и есть что-то немытое – так это не земля, наверное, а скорее всего сам человек, у которого эта фраза с языка не сползает. Себя надо отмывать, если что, не страну. А там, глядишь, чистыми глазами больше будет шансов увидеть чистоту вокруг себя. И не обесценивать тогда Россию захочется, а ценить. Нам ведь тут жить. Всерьез и надолго.