Почему вы это делали?
— Да е-о-олки-палки! Почему! Да потому что вам пожить здесь надо было — вы бы сами ответили на эти вопросы. Вы в Москве живете?
— Да.
— А представьте, что Москву возьмут и отдадут, не знаю, Финляндии. Хотя это еще хороший пример. И с завтрашнего дня на радио можно будет говорить только на финском языке. А вашим детям, если они у вас есть или будут, станут в школах рассказывать, какая Россия нехорошая, как она всегда мучила бедную Финляндию, и заставлять сдавать про это экзамены. Как вы к Финляндии будете относиться в этом случае?
— Многие люди легко меняются.
— Ну и флаг им в руки, этим людям. После каждого резкого высказывания
Чалый ласково улыбается.
— Вы родились в Севастополе?
— Я родился в Москве. Первые восемь месяцев прожил в Москве, а с девятого жил в Севастополе, — смеется. — Я родился в семье студентов Московского энергетического института и первые восемь месяцев прожил в лифте.
— Почему в лифте? —
Потому что лифты после войны останавливали, шахты разрезали на комнаты и давали самым передовым студентам. Моя мама была спортсменка, комсомолка, красавица, за «Буревестник» каталась, мастер спорта. Поэтому ей дали эту самую комнату, шесть метров, в лифтовой шахте. Там я и прожил свои первые восемь месяцев, чему есть документальное подтверждение.
— Это была большая привилегия — жить в лифте?
— Ну конечно. Потому что это была отдельная комната. Моя мама закончила вуз, и по распределению они с отцом должны были ехать в Находку. Но поскольку отец тяжело заболел, переехали в Севастополь. Там жил его отец, мой дед, который на тот момент был замкомандующего Черноморским флотом и, соответственно, имел доступ к элитной медицине.
— Что сейчас происходит между Украиной и Россией? Ощущение, что борются два мировосприятия.
— Да.
— Как вы думаете, что это за стороны, которые воюют?
— Вопрос непростой, — Чалый задумывается, делает долгую паузу. — Может, сторон и больше на самом деле. Понятно, что в этих событиях сама Украина играет минимальную роль. Особенно если смотреть на это в контексте двадцати трех лет, в течение которых проводилась систематическая работа по переформатированию ее населения. И надо заметить, очень успешная. Сейчас она как раз подходит к концу, — глубокий вздох. — В итоге мы получим страну с совершенно другим менталитетом. Вырастет поколение, которое будет совсем по-другому относиться и к России, и к самим себе, и к своей истории. Уже переступили через Великую Отечественную войну. Это новая система координат, которую, очень подозреваю, для них создали, но они совершенно искренне в ней будут жить. Создают же государства искусственно? При систематической работе все это возможно. А здесь, в Крыму, с этим новым форматом боролись, причем сами люди. Не Россия. Россия очень вяло себя вела, первые десять лет сама в себе ковырялась.
— Вы говорите, можно отформатировать людей, и они будут думать как нужно и верить в то, во что нужно. Вы в Севастополе этим и занимаетесь?
— Точно так. Именно этим я и занимаюсь. Другой вопрос — форматировать вокруг правды или вокруг лжи.
— Правда — то, что правда для вас?
— Нет. Правда — это все-таки правда историческая, она существует, от нее никуда не денешься. Есть некоторый исторический ряд, в котором все события имеют определенный вес. На них надо пытаться смотреть честно. И этот исторический ряд формирует народ. Это несколько более длинное понятие, чем жизнь одного человека. А то, как ее написали на Украине, — это к правде имеет мало отношения.
— Историю и в России сейчас искажают, героизируют, особенно историю Великой Отечественной. Как будто люди умирали, думая о великом будущем потомков, а не о том, как защитить свою жизнь, своих родных и свой дом.
— А что здесь удивительного? Может, вам пока в силу возраста это трудно понять. Это нормально, у меня тоже произошел возрастной перелом. Откуда вы знаете, о чем они думали? Конечно, были люди, которые просто защищали свою жизнь. Но говорить, что люди не думали о будущем своей страны и своего народа, неправильно. Такие мысли наверняка многих посещали, письма почитайте. Их письма искренние. Родственникам написаны. Что ж вы так категорично?
— В Севастополе я слышала, что беженцы-мужчины из Донбасса не должны тут оставаться, а должны там воевать и умереть.
— Не хочу комментировать, потому что достоверно этого не знаю.
— Это вопрос жестокости, заложенной в культуре Севастополя. Здесь человек считает себя вправе сказать, что другой должен пойти и умереть.
— Ну, за некоторые вещи нормальный человек должен умереть. Такое бывало в истории, и не только в России. Назовите любую страну, какая вам нравится. Скажите, где такая человеколюбивая страна, в которой эти вопросы по-другому решаются?
— Вы считаете, таких нет?
— Ну вы скажите.
— Не буду, как я могу быть уверена…
— Вот видите! В истории любой страны, любого народа бывают ситуации, когда самопожертвование отдельных людей является нормой. Способом выживания. Так было всегда. С каменного века мужчины жертвовали собой, чтобы племя успело уйти от опасности. Шли на мамонта или, там, на тигра, защищая вход в пещеру с женщинами и детьми. У нас даже профессия есть, которая требует самопожертвования. Военный называется. Понимаете? Есть такая профессия — родину защищать, в фильме «Офицеры» сказано. Вы говорите, это негуманно. Ну, может быть, негуманно. А какой другой вариант вы знаете?
— Как вы думаете, почему ваш опыт так всех вдохновляет?
— Опыт?
— Ну да.
— Не знаю. Может, потому, что не вру?
— Никогда-никогда?
— Ну… Стараюсь. У вас абсолютистские какие-то взгляды.
— Простите, я тоже не могу выйти за рамки себя.
— Вы, похоже, втягиваете меня в разговор о базовых человеческих ценностях, чтобы потом вырвать из контекста и написать: «А вот как он сказал!»
— Нет, мне просто интересно, какие они у вас, эти базовые человеческие ценности. Те же, что и у других жителей этого города, или все-таки другие?
— Такие же. В истории Севастополя всегда было много людей, которые жертвовали собой ради общества. И сам город, между прочим, тоже выступил в роли жертвенной пешки во Второй мировой войне. Благодаря тому что тридцать пятая батарея держала сентябрьское наступление, немецкая авиация на месяц опоздала с налетами на Россию, и неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы она успела. Именно из-за того, что здесь люди дрались до последнего, возможно, была спасена вся страна. Хотя это было негуманно. Гуманно было бы поступать как европейцы. Выйти и сдаться.
— И сохранить жизнь своим семьям, женщинам, детям. Спасти от разрушения свой город.
— И потерять страну? Народ? Да?
— Есть и такие, кто тогда впустил немцев, а сейчас полноценное государство. И народ, и свой язык, и все у них нормально.
— Ну, это лишь потому, что мы этим немцам тогда накостыляли.
— Вы теперь сделаете дивный новый Севастополь?
— Ха! Вы еще и провидец! Нет, я скромнее… Я только в своей области неплохо разбираюсь.
— А кто вы?
— Я инженер.
Ссылка
Полностью здесь: почитайте, очень интересно.
Отредактировано Монк 26.07.2014 01:33