Про женщин

Подобное соединяется с подобным. «А чего это в Интернете столько порнухи?» Если ты только это видишь, значит, ты такой. Виноват ты, а не девушка, которая оголилась и по улице пошла. Ты виноват, что идёшь сзади и облизываешься. А потом ругаешь: «Как они стали одеваться!» Одеваться стали прекрасно! Какое тело — сразу видно. У женщины эти выпуклости знаете для чего? Чтобы рожать и кормить детей. А не чтобы мы, мужчины, облизывались на эти груди. Мать этой грудью кормит дитя. И бёдра у неё такие широкие потому, что она оттуда человека рожает. Затем и нужно соитие мужчины и женщины, чтобы зачать и родить ребёнка.

Про чебурек

Как-то раз в Москве съел как его.... страсбургер. Очередь стоит. Молодые все, продвинутые. А дай-ка и я. Хрясь, а там один майонез. Меня на 250 рублей швырнули. Отъехал от Москвы на 100 километров — чебуреки! «Пётр Николаевич, давайте вам скидочку — за 30 рублей». С настоящей бараниной, с буль­ончиком! Всё натуральное! И девочки приветливые — Пётр Николаевич пришёл, ему погорячей. «Это не берите, Пётр Николаевич, несвежее». Как приятно! Мы там живём, это провинция! Провинция — это и есть настоящая Россия!

Почему свобода слова становится свободой оскорблений

Неправильно с экрана рассказывать об отвратительном народе, получая от него вкусные телевизионные гонорары, уверена наш колумнист
Представьте себе: вы смотрите трансляцию футбольного матча между командами красных и синих и вдруг наблюдаете на поле нечто странное. Один из игроков в красной форме явным образом начинает играть за синих. Отбирает мяч у своих, отдает его чужим. Лупит по собственным воротам, радуется, когда пропускают красные, и горюет, когда гол забивают синим. А на послематчевой пресс-конференции говорит журналистам: "Знаете, я очень большой патриот красного клуба. Куда больший, чем остальные члены команды. Но только ни при этом тренере. Ненавижу его, упырь проклятый. И соклубников своих ненавижу - рабы краснопузые, играть не умеют, а что-то там о славе нашего клуба кричат. И болельщики у нас отвратительные. Расисты, фашисты. То ли дело синие - красавцы. Жаль, что мы у них сегодня выиграли. Разумеется, они сильнее, а проиграли только из-за своего джентельменского поведения. Ушел бы к синим прямо завтра, но пока там мест нет". А потом выходит тренер и говорит: "Ну что ж. У Миши есть свое мнение. Мы с ним не согласны, но он вправе его высказывать. У нас в клубе демократия и свобода слова".
Абсурдная картинка. Понятно, что случись такое в реальной жизни, игрока бы из команды выперли прямо во время игры.
А вот в нашей общественной и политической жизни подобное поведение мы видим сплошь и рядом. Видим политиков, которые поливают грязью своих избирателей. Видим журналистов, которые работают в общенациональных изданиях, а в социальных сетях о собственной нации отзываются крайне нелицеприятно, открыто радуются всем неудачам, искренне огорчаются любому достижению. За несколько последних лет мы настолько привыкли ко всему этому, что почти перестали замечать. И только в это году количество, пожалуй, стало переходить в качество. Обществу надоело.
Весной этого года разразился шумный скандал, связанный с компанией НТВ. В новую утреннюю программу "Кофе с молоком" пригласили ведущего с Украины Даниила Грачева. Известного своими русофобскими пробандеровскими высказываниями. Петицию с требованием убрать этого ведущего из эфира за короткое время подписало более 50 000 человек. После чего ведущий появился в эфире в майке с портретом Путина, что было воспринято публикой как дополнительная издевка. Руководство канала никак не отреагировало на протесты общественности. В итоге рейтинги новой программы оказались настолько низкими, что летом ее тихо прикрыли. Однако отношение руководства НТВ к своему зрителю запомнилось хорошо.


Сейчас в социальных сетях очередной скандал подобного рода. Он связан с запуском нового телеканала "Матч-ТВ". В интернете появилась подборка высказываний ряда сотрудников этого канала. Алексей Андронов: "Вся швондеровщина, мерзость, нечисть, любители Новороссии, русского мира, и прочие клошары отсюда (из твиттера автора - О.Т.) вычищены. Жрите свое дерьмо в другом месте". Позже комментатор "Матч-ТВ" эту запись удалил, однако же скриншоты с нее успели широко разойтись. Кирилл Дементьев: "Люди имеют право слышать разные точки зрения, а не одну госпропаганду фашиствующих Кисилевых и Мамонтовых". "В нашей стране патриотизм абсолютно мазохистичен. Люди хотят, чтобы им было плохо. Не ту пропаганду запретили". "У меня нет особого уважения ни к Фетисову, ни к Третьяку". "И вообще, канал Россия пора переименовывать. Просто стыдно, что он порочит имя страны".

Были приведены еще и некоторые высказывания известного комментатора Василия Уткина о нашем президенте. Собственно, взгляды Василия широко известны, удивления они не вызывают. Вызывает удивление другое: позиция руководства канала, созданного по прямому поручению нашего президента. Того самого, который так не нравится г-ну Уткину.
И вот здесь перед нашим обществом встает серьезный вопрос. Любое сравнение хромает, поэтому сравнивать государство с футбольным клубом - это, безусловно, неправомерно. При этом все-таки что-то в таком сравнении есть. Быть может, мы бы и хотели думать, что спорт вне политики, но ведь это не так. Стоит лишь вспомнить события этого года вокруг ФИФА. И уж тем более, спорт никак не может быть вне национальной самоидентификации. Обычно люди болеют за представителей своего флага на уровне почти подсознательном. Это не только для России естественно, это у всех так. Однако сколько раз мы читали в нашей либеральной прессе язвительные комментарии после победы наших спортсменов. Как только ни поливали нашу Олимпиаду! Так что, вопрос вполне естественен: как могут люди, называющие огромную часть телезрителей нового канала нечистью и клошарами, на этом канале работать?

Кого мы хотим убедить в том, что у нас есть свобода слова? Западных партнеров? Наших либералов? Да ты им хоть все телевидение в распоряжение отдай, у них все равно будет цензура, пока не их друзья сидят в высоких кабинетах. Свобода слова - это лишь тогда, когда говорят они. Все остальное - пропаганда, путиноиды на зарплате. При этом, свобода слова воспринимается как свобода оскорблений. Когда публика начинает отвечать им тем же, они называют это травлей и пишут открытые письма тому самому Путину. Любое общественное возмущение по поводу своих слов, слов своих соратников или, допустим, карикатур Шарли Эбдо они называют детскими капризами, поиском того, на что бы можно коллективно обидеться. Но сами они поднимают коллективный визг по любому поводу, требуя немедленно наказать, отстранить и уволить.
Обиды, конечно, тут ни при чем. У людей есть чувство собственного достоинства. Люди этого не хотят. Даже самый гениальный шеф-повар, приготовив самое гениальное блюдо, не может подавать его публике со словами "Жрите, свиньи", да еще и плюнув туда.
Тина Канделаки, являясь генеральным продюсером нового телеканала, не может не учитывать настроения общественности. У наших либералов существует много своих площадок, где они в своем кругу могут обсудить рабочих Уралвагонзавода. Мы же понимаем, для чего это делается, даже если они сами этого не понимают. Это обычные провокации, гапоновщина, с целью вызвать ответную реакцию и предъявить ее миру. Смотрите, смотрите, какие они! А мы же говорили! Еще лучше, если реакция будет физического свойства. Но ни государству, ни обществу такие вещи категорически не нужны. Маргиналы, набирающие два процента на голосованиях, должны находиться на обочине общественной жизни, а не рассказывать нам о цензуре и репрессиях, о нашем отвратительном народе, сидя в теплых телевизионных кабинетах и получая вкусные телевизионные гонорары.
Ищите, в конце концов, новых талантливых людей, молодых, обучайте их. Тех, кто не стыдится ни своей истории, ни своей родины, ни своих соотечественников. Возможно, именно тогда мы увидим не провинциальных бубукающих звездочек, а фигур мирового масштаба.

Революционная лихорадка, с невиданной скоростью распространяющаяся на постсоветском пространстве, вселяет суеверный ужас в души крепких хозяйственников и профессиональных управленцев.

Именно так — суеверный, если не сказать священный. С десяток лет назад одна за другой свершились бархатистые, словно известный кадр из фильма «Основной инстинкт», «революции» в самых разных постсоветских странах от Грузии до Украины, и в каждой из этих стран власть оказалась абсолютно беспомощной и бессильной перед лицом мягких еще потрясений.

Кое-как утрясли, засыпали, устаканили, вернулись к обыденной дремучести вместо истерической деструкции. Однако есть у революций начало, нет у революций конца. На новом витке истории, анакондой сжимающей кольца вокруг России, они возвращаются, уже не бархатными, а, как и полагается, исполненными насилия, истерическими и кровавыми.

Для того чтобы понять, почему так происходит, почему сжимаются анакондовы кольца, нужно обратиться к недавнему прошлому, ставшему уже историей.

Нет нужды писать о том, какие цели преследовал Запад, активно способствуя гибели Советского Союза — сегодня не говорит об этом только ленивый. При этом все чаще забывают о том, что внутри самого Советского Союза, причем в самых его влиятельных, ключевых кругах, существовала серьезная заинтересованность в распаде великого государства.

Для региональных князьков такой ход событий означал, прежде всего, упрочение их личной власти, более того, изменение статуса этой власти, когда вчерашний свердловский обкомовец или завотделом пропаганды украинского ЦК становился вдруг абсолютным монархом на своей территории. С точки зрения этих товарищей, в одночасье ставших господами, такой поворот событий оправдывал предательство, совершенное ими по отношению к вскормившей их стране.

Нечего и говорить, что ради успеха своей корыстной миссии они были готовы пойти на сделку с самим дьяволом, а не то что с рукастыми парнями с той стороны железного занавеса. Начиная с девяностых всякий, кто приходил к власти в бывших союзных республиках, находился в самой существенной зависимости от заокеанского Старшего Брата (исключением явилось разве что президентство Александра Лукашенко). Свой властный мандат посткоммунистические президенты получили с разрешения и при участии пресловутого Запада. Хапнувшие немалый кусок власти и собственности неофеодалы полагали, что навсегда заручились его поддержкой и, в партийных советских традициях, теперь будут править вечно.

Но для Запада их воцарение было лишь очередным ходом в игре на «великой шахматной доске». На следующем ходу в эту игру должны были вступить новые республиканские элиты, которые не просто были лояльны к Западу, но изначально создавались, вскармливались и воспитывались им. Если основной интерес кадров советской закваски был все-таки «местечковым», ориентированным вовнутрь, то деятельность приходящих им на смену оранжистов направлена вовне самым радикальным образом.

Главнейшая черта оранжевых революций — смена подконтрольных еще более подконтрольными. Именно поэтому правящие круги, теперь уже бывшие, оказались совершенно беспомощными перед лицом искусно срежиссированного народного гнева, и именно в этой подконтрольности заключена основная причина молниеносного успеха «революционеров».

Не следует, разумеется, сбрасывать со счетов и могущество информационных технологий, в полной мере использованных и используемых «революционерами». Говорится и пишется сейчас об этом много, однако сами по себе информационные технологии еще не гарантируют успеха подобного рода мероприятий.

Так, например, в 2002 году американцы решили сместить ныне покойного Чавеса, действуя по классической «бархатной» схеме, которую для верности еще и подкрепили военным путчем. Результат оказался для них самый позорный — тот самый народ, руками которого рассчитывали загрести жар, поднялся на защиту президента и сумел в кратчайшие сроки подавить захватчиков, вернув своего вождя. Но в том-то и дело, что это был их, народный вождь, а не какой-нибудь Шеварднадзе. Другой классический уже пример — Куба Фиделя Кастро, против которой, как признают сами американцы, бессильны любые информационные технологии, пока жив ее великий духовный лидер, пусть даже в ранге заслуженного пенсионера.

Итак, ввергающее в панику постсоветских бюрократов триумфальное шествие оранжевых революций обуславливается прямой или косвенной подчиненностью Западу, прежде всего, Соединенным Штатам Америки, как «революционеров», так и «контрреволюционеров». В этом смысле следует различать «бархатные» революции в странах социалистического лагеря конца прошлого века, явившиеся торжеством новейших подрывных технологий в чистом виде, и революции «оранжевые» (постсоветский косплей бархатных), и «арабские» (брутальное установление контролируемого хаоса на подготовленной почве). Успех последних двух заведомо гарантирован самим фактом их свершения, при наличии во власти соответствующих кадров, януковичей и кучм.

Аналог таких революций мы отыщем в далекой уже истории, в начале прошлого века. Я имею в виду Февральскую революцию 1917 года в России.

Зависимость, как политическая, так и экономическая, Российской Империи от «развитых» стран к тому времени была весьма серьезной. Это показывает хотя бы та легкость, с которой удалось ведущим державам втянуть ее в совершенно ненужный для нее конфликт с Германией. В экономике России вовсю хозяйничали зародыши тех самых корпораций, которые век спустя будут фактически открыто править миром. Так, например, одна только компания «Шелл», та самая, что рисует ракушку на своих рекламных щитах, контролировала пятую часть всей российской нефти. Иностранный капитал проник в экономику России так глубоко, что даже кондитерские фабрики Москвы и Петербурга принадлежали чужеземцам Борману, Эйнему, Сиу… А уж о финансово-банковской системе можно и не говорить.

Царизм, даже такой, который попустительствовал текущему положению дел, больше не соответствовал сложившейся ситуации, с точки зрения главных ее заправил, настолько, чтобы терпеть его далее. В этом были едины и стремительно крепнущая отечественная буржуазия, и зарубежные «интересанты». Бедственное и притесненное положение народа усугубилось войной настолько, что теперь его руками можно было загрести какой угодно жар — можно было совершить революцию, одинаково выгодную правящей de facto прослойке, как в России, так и за рубежом. И такая революция свершилась.

Природу и механику этой революции гениально точно и поразительно быстро уловил находящийся в эмиграции Владимир Ильич Ленин. «Пролетариат борется, буржуазия крадется к власти», — писал он еще за двенадцать лет до нее.

Но Владимир Ильич дождался. Явившийся словно ниоткуда пломбированный вагон изменил уже запрограммированную историю страны и мира.

Сам Ленин рассматривался организаторами процесса как всего лишь еще одна экстравагантная фигура в их игре, очередной причудливый персонаж российской смуты — они не подозревали, что сами скоро станут фигурами в игре Ленина.

Особый интерес имел, разумеется, германский генеральный штаб, который и способствовал приезду большевистского ядра в Россию. Сегодня очень много об этом говорится, вокруг этого создаются самые разные спекуляции. Рептильная журналистика мусолит одну и ту же историю о немецких деньгах Ленина; но если даже он действительно получал деньги от кайзера, что довольно сомнительно, то самое главное — на что он эти деньги употребил.

А употребил он их в таком случае на вторую русскую революцию, которая смела весь тогдашний хитрозадый расклад с мировой шахматной доски, весь плутократический сброд, вскарабкавшийся было уже на опустевший романовский трон, и привела ко власти партию, которая, как минимум, спасла великое государство в безвыходной, казалось, ситуации. Одним из многих результатов тогдашней ленинской деятельности явилась, уже через год, революция в Германии и падение Гогенцоллернов, марионеткой которых, как нас хотят уверить, являлся Владимир Ильич. То есть в этом случае Ленин сумел свергнуть кайзера на его же деньги!

Помогая Ленину вернуться на родину, германский генеральный штаб надеялся, что его прибытие поможет дестабилизировать и без того нестабильную ситуацию в России. Англия, Франция и Америка были, в свою очередь, заинтересованы в контролируемом хаосе в союзной державе, который во всех отношениях сбрасывал Россию со счетов, но с которого можно было бы снимать пенки, например, обеспечивать на текущий момент фронты мировой войны нужным количеством русского пушечного мяса. И те и другие видели в Ленине и его партии лишь очередной элемент этого самого контролируемого хаоса — технологии, изобретенной и опробованной задолго до наших дней.

«Крайний социалист или анархист по фамилии Ленин произносит опасные речи и тем укрепляет правительство; ему умышленно дают волю; своевременно будет выслан», — телеграфировал тогдашний американский посол в России государственному секретарю США. Приход большевиков к власти всерьез не рассматривался ни одной из противоборствующих в первой мировой войне сторон. Но очень скоро им пришлось рассматривать его вполне серьезно.

В наши дни пользуется большой популярностью фраза о том, что Ленин всего лишь поднял власть, валявшуюся на мостовой; тому, кто изрек ее, вероятно, не приходилось поднимать власть не то что над великой державой, но и над собственной супругой. Для того чтобы в той ситуации поднять власть с мостовой, более того, — удержать ее, нужно было быть воистину титаном, политическим атлетом небывалого масштаба.

Все тот же американский посол писал тогда американскому консулу в Москве: «Говорят, что Петроградский совет рабочих и солдат создал кабинет, в котором Ленин — премьер, Троцкий — министр иностранных дел, а мадам или мадемуазель Коллонтай — министр просвещения. Но я считал бы такой опыт желательным, ведь чем нелепее ситуация, тем быстрее можно ее изменить». Интервенцию против молодого Советского государства Антанта начинала в полной уверенности в том, что не встретит сколько-нибудь организованного сопротивления. Как мы знаем, они ошибались. Ленинская власть отстояла страну и спасла ее, воссоздав буквально по кирпичу.

Этот колоссальный труд не прошел Владимиру Ильичу даром. Банально говоря, он сгорел. Ленин умер на пике своей миссии, своего влияния, добившись невиданной в истории победы и уже начав небывалое в истории строительство. Руководить страной продолжил Сталин, фигура неоднозначная и требующая отдельного разговора.

Главное было сделано. «Мы это дело начали… — с гордостью говорил Ленин. — Лед сломан, путь открыт, дорога показана».

Представьте себе оператора, сидящего перед огромным, сложнейшим электронным устройством с тысячами кнопок, тумблеров и рычагов, непрерывно работающих экранов, датчиков и пищалок. Представьте себе, что, носясь как угорелый и дергая за эти самые рычаги, он ухитряется этим устройством управлять. Представили? Это Сталин. А теперь представьте все то же самое, но в устройстве огромная дыра, и оператор мало того что управляет им один в авральном режиме, но вынужден его чинить на полном ходу, чинить не по отлаженным схемам, а на ходу изобретая технические решения, с тем немногим, что есть под рукой. Сложно представить? Это Ленин.

Миссия Ленина не удалась бы, если бы он не готовился к ней заблаговременно. Ленин начал ковать организацию, на которую смог впоследствии опереться, за два десятка лет до описываемых событий. Когда незадолго до февральской революции он утверждал, что «мы, старики, не доживем до решающих битв», он, тем не менее, возглавлял великолепную железную партию, готовую при малейшей возможности выйти на сцену.

Готовиться и быть готовым. В этом состоит архиважный и архинасущный урок товарища Ленина, урок его революции, преподанный деморализованным наследникам. И эту революцию, означавшую спасение великой семьи народов и создание государства невиданного до того в истории типа, заставившую власти всех стран прислушаться к требованиям угнетенных, мы будем праздновать в полной мере, сделает нам выходной или нет в этот день гражданин начальник. Не дай бог, как известно, жить во времена великих перемен. Но если уж дожились до них, не следует их бояться. Не следует бояться энтропийных коллизий, равно как и рукоплескать им. Прежде всего нужно иметь волю и мужество отстаивать и насаждать свой собственный взгляд на мир, организовываясь для того, чтобы в решающий момент взаимодействовать с этим миром.

Неотечественная война
Трагическую для России Первую мировую бойню основательно мифологизировали 100 лет спустя

Год назад в нашей стране, можно сказать, торжественно отметили начало Первой мировой войны, хотя она, какие бы патриотические фильмы о ней сейчас ни снимали, носила откровенно империалистический характер и ничего хорошего России принести не могла. И, как мы теперь знаем, не принесла. Но если очень хочется, то можно хотя бы в мифах переиграть проигранные сражения и выдать хотя бы в мечтах желаемое за действительное. Именно это и предложили те, кто поспешил назвать участие слабенькой николаевской России в схватке империалистических хищников чуть ли не отечественной войной и даже, держитесь крепче за мышку с клавиатурой, «великой и победоносной», хотя она была полностью проиграна. Не случайно в 2015 г. никто уже не вспоминает о событиях 100-летней давности, когда царская Россия потеряла Галицию и Польшу и начала отступление практически по всей линии фронта.

Да, надо восстанавливать правду о Первой мировой войне — ее нельзя взять и вычеркнуть из истории, сколь бы трагичной и местами позорной для нашей страны эта страница истории ни была. Но не следует одни мифы заменять другими, ну или подкреплять одни сказки другими, о которых пойдет речь в этом материале.

Миф № 1 — царская Россия не могла не участвовать в Первой мировой войне, поскольку кайзеровская Германия объявила ей войну

Эта версия понадобилась для того, чтобы объяснить, почему Николай II позволил втянуть свою отсталую, аграрную и совершенно небоеспособную державу в схватку за чужие и, даже можно сказать, чуждые ей интересы. Обставлено, правда, все было тогда формально благородно — великая православная империя вступилась за свою маленькую сестру на Балканах — Сербию. Но на деле царские стратеги рассчитывали, что смогут принять участие в переделе мира и получить контроль над проливами в Мраморное и Средиземное море. Царский генералитет наивно полагал, что западные союзники позволят России что-либо приобрести по итогам глобальной драки. Но англо-французские правящие круги и примкнувшие к ним в конце войны североамериканские и не собирались делиться добычей с маломощной царской Россией, от которой требовалось лишь «пушечное мясо» для борьбы с конкурирующей группировкой — Германии и Австро-Венгрии с сателлитами. И царское правительство, тесно связанное Антантой, пошло на этот самоубийственный шаг. Более того, оно предоставило в кровавую аренду солдат в самом прямом смысле слова в составе экспедиционного корпуса, хотя Россия сама вела кровопролитные сражения на своем весьма протяженном фронте — от Закавказья до Прибалтики.

Отрицать эти очевидные факты невозможно. Поэтому, прекрасно осознавая, что участие царской России в Первой мировой войне стало фатальным для нее шагом, современные мифотворцы решили доказать, что оно было вынужденным и неизбежным. Мол, раз кайзеровская Германия объявила войну, то другого выхода и не было. Но он был — перед тем объявить о начале боевых действий, германское руководство, небезосновательно опасавшееся получить сразу два фронта, потребовало от царского руководства отменить объявленную им мобилизацию. Во всяком случае, возможность для ведения переговоров была, но самодержавные горе-полководцы были убеждены, что война окажется легкой прогулкой.

Миф № 2 — Россия была близка к победе в Первой мировой войне


Понятно, что доказать, что победу одержала николаевская Россия невозможно при всем огромном желании, поэтому в ход пускается очень странный миф, что она почти что ее добилась. Но вот проблема — «почти» в данном случае не считается. Германские фашисты тоже почти что выиграли войну у СССР, они практически были у ворот Москвы, по существу, взяли Сталинград за исключением полоски земли у Волги, фактически задушили блокадой Ленинград, но в результате как-то так получилось, что Красное Знамя взвилось над поверженным рейхстагом.

Так что разговоры о близкой, а стало быть, украденной кем-то победе царского самодержавия в схватке с германским милитаризмом, не более чем самовнушение тех, кто до сих пор верит, что «царская Россия, которую мы потеряли» была мощным государством. Могучей наша страна действительно стала, но, как ни парадоксально, в результате поражения по итогам Первой мировой. И обществу, и значительной части элиты тогда стало ясно, что капиталистический путь для нее губителен, что он ведет в самом лучшем случае к вынужденному и очень тяжелому для страны Брестскому договору.

Да и само понятие близости победы понятие очень эфемерное. Любители помахать виртуальными кулаками задним числом любят рассуждать, что могло бы быть, если бы армия П.К. Ранненкампфа помогла соседней А.В. Самсонова в 1914 г., а уж если бы Западный фронт А.Е. Эверта поддержал бы успешное наступление Юго-Западного под командованием А.А. Брусилова в 1916 г., то тогда уж точно Берлин был бы наш.

Но это не более чем мифы — действия армии П.К. Раннекампфа могли бы спасти наши войска от разгрома и не более того, ну а фронт А.Е. Эверта на самом деле попробовал повторить «Брусиловский прорыв» броском на Барановичи, но абсолютно безуспешно. Относительный успех брусиловских войск был достигнут на второстепенном, если честно, участке против менее мощного противника, чем Германия, австро-венгерской армии. Так что никакой близости победы не было.

Миф № 3 — ведение войны поддерживалось народом, пока он не был распропагандирован антивоенной агитацией

Конечно, на рок и фатум можно списать любую неудачу и любое поражение — тренеры проигравших в футболе команд ссылаются именно на отсутствие фарта, ну еще на необъективность судей. Почитатели царя-батюшки используют оба объяснения, почему его царствование оказалось провальным. Судьи объявляются пропитанными марксистско-ленинскими идеями, т.е. симпатизирующим тем, кто Николая Романова лишил престола. Но самое главное, конечно, судьба-злодейка. если бы не ее козни, то государь наверняка отцарствовал бы как надо, а так ему, как нескладному танцору, многое что помешало. Во-первых, помешали республиканцы разных оттенков, решившие отправить на свалку истории самодержавие. Но к началу XX в. абсолютная монархия уже была анахронизмом, цепляние за который Николая II и его окружения только усугубило ситуацию.

Во-вторых, государя подвели окружавшие его предатели. К сожалению, от измены гарантии не имел даже Петр Великий, но сильный руководитель всегда находил управу на тех, кто перебежал на сторону его врагов. У Николая Романова не было ни должной государственной мудрости, ни державной воли, чтобы выявить и остановить изменников при дворе и за его пределами.

Но самое главное, в-третьих, царю Николаю II не повезло с народом, который почему-то перестал терпеть униженное положение и материальные невзгоды и осуществил Февральскую революцию. Если бы положение широких масс населения не было бы бедственным, ну или хотя бы война была бы не империалистической, а действительно Отечественной, никаких потрясений не случилось бы. Но царское самодержавие ни высокий уровень жизни трудящимся обеспечить не смогло, ни вывести страну из мировой бойни за интересы мирового капитала.


Миф № 4 — победе царской России помешала Февральская революция

Если следовать этой логике, то до 23 февраля (8 марта) 1917 г. все было в царской России замечательно. Народ благоденствовал, армия шла от победы к победе — и если бы питерским ткачихам не вздумалось вдруг ни с того, ни с сего потребовать хлеба в тот роковой день, то все прекрасно бы и сложилось. Элита по-прежнему бы плясала на балах, а страна сражалась на фронтах, но так рассуждать может только тот, кто судит об исторических событиях того времени по кинофильмам типа «Елки 1914». На самом деле страна летела в пропасть, голод толкал людей на улицы, армию все сильнее охватывало недовольство и разложение. Никакой дисциплины уже фактически не было — николаевская Россия была прямо-таки беременна революцией. Ну а повитухами действительно оказались женщины Петрограда, потребовавшие еды для своих детей, — стрелять в них, по одной версии, попробовали какие-то фанатики самодержавия, но их быстро скрутили казаки, по другой — самодержавная власть, которая еще недавно казалась незыблемой, стала распадаться быстро и без какого-либо сопротивления.

Так или иначе о том, что победе помешала революция, могут рассуждать люди, живущие в наше время, когда известно, чем все закончилось. В феврале-марте 1917 г. многим казалось, что падение царского режима, напротив, все разом изменит, вдохнет новые силы в армию — и враг побежит. Т.е. что революция не помешает, а наоборот, поможет одержать наконец победу.

Увы, ничего это не случилось и случиться, как предсказывали большевики, не могло — от смены формы правления в стране, сам капиталистический строй в России не сменился, а значит, не поменялся и империалистический характер войны и, соответственно, отношение к ней широких масс. Только процесс развала пошел уже семимильными, ничем не сдерживаемыми шагами.


Миф № 5 — решающую роль в поражении России сыграли большевики, занявшие откровенно пораженческую позицию

Вот только непонятно, каким таким чудесным образом большевики, которые находились частично за границей, частично в ссылках или в подполье, могли развалить армию и флот огромной Российской империи? На этот вопрос, боюсь, не смогут ответить ни те, кто придумал сказку об измене ленинцев, ни те, кто до сих пор верят в нее. Да, большевики смогли воспользоваться критической ситуацией, в которую загнали матушку-Россию последовательно царское и буржуазное Временное правительство, но подталкивать то, что и так валилось, им было совсем не с руки. Если бы был хоть один шанс спасти революцию, не подписывая Брестский договор, ленинское руководство никогда бы его не подписало, но такого шанса бездарные царские и буржуазные политики и многие генералы просто не оставили.


Если бы большевики были такими пораженцами, какими их расписывала буржуазная пропаганда в начале XX в. и продолжает расписывать в начале XXI в., то что им мешало подмахнуть сепаратный договор с Германией на следующий день после взятия Зимнего дворца? Зачем было создавать Красную гвардию, которая попробовала остановить германских империалистов, в честь чего и появился праздник Советской Армии и Флота, ныне День защитника Отечества — 23 февраля? И зачем Ленину уже в мае 1918 г. в статье «О „левом“ ребячестве и о мелкобуржуазности» нужно было тогда провозглашать: «Мы — оборонцы после 25 октября 1917 г.» Что мешало большевикам продолжать желать поражения своему Отечеству, несмотря ни на что, в чем их голословно обвиняли и продолжают обвинять буржуазные политики? Ничего, если бы они были пораженцами в действительности. Но они таковыми не были и поэтому выступили с призывом защиты страны, когда она стала первым государством рабочих и крестьян, по определению не ведущим войну в интересах крупного капитала. В той же работе В.И. Ленин прямо объяснил произошедшую метаморфозу, никакого отношения к приписываемому пораженчеству не имеющее: «Когда мы были представителями угнетенного класса, мы не относились легкомысленно к защите отечества в империалистской войне, мы принципиально отрицали такую защиту. Когда мы стали представителями господствующего класса, начавшего организовывать социализм, мы требуем от всех серьезного отношения к обороне страны».

Крайне противоречивый царь
Александр Евдокимов: светские и церковные оценки Николая II могут не во всем совпадать


Русская православная церковь канонизировала Николая II и всю царскую семью, а также слуг, расстрелянных в Екатеринбурге, как страстотерпцев. Правда, в отличие от Русской православной церкви заграницей, далеко не сразу. Даже после падения Советской власти споры продолжались еще почти 10 лет. Только в 2000 г. Архиерейский собор нашел достаточные основания для причисления предпоследнего российского императора и его домочадцев к лику святых. Но это дело церкви, кого, как и когда относить к страстотерпцам по религиозным представлениям. Данное решение светское общество должно уважать, но оно же имеет право открыто и непредвзято дать оценку указанному историческому персонажу. Тем более что в самих основаниях для канонизации говорится: «Оценки Николая II как государственного мужа крайне противоречивы». Ну и, как известно, статус страстотерпцев не стал препятствием для недавней эксгумации тел царя и членов его семьи, так что анализу деятельности его императорского величества и разбору мифов вокруг него это тоже не должно мешать.

Оценить по достоинству некоторые сказки про доброго, но обманутого самодержца Ники, как звала его августейшая супруга, мы и попробуем в данной статье. Ведь список легенд о его успехах продолжает пополняться даже в ответе Михаила Тарусина на мою статью «Неотечественная война». Этот новый материал в каком-то смысле еще и отклик на его краткую и не очень убедительную, на мой взгляд, рецензию.

Миф № 1 — император Николай II был демократом и даровал многие свободы обществу

Оставим в стороне рассуждения, в которые пустился недавно с трибуны Госдумы РФ глава ЛДПР В.В. Жириновский о том, чем обернулись для страны дарованные «свободы». Посмотрим, при каких обстоятельствах они были дарованы. Собственно, монаршая милость выразилась в двух манифестах 1905 г. — о созыве Государственной Думы и «об усовершенствовании государственного порядка». Благодаря этим документам в России появился парламент — вот, собственно, и вся милость. Причем государство от этого не перестало быть самодержавным — вся полнота власти осталась в руках царского двора и некоторых приближенных. Государственную думу, если что, царь легко распускал, делая ее состав все более послушным. И так происходило ровно до того момента, пока он не умудрился втянуть свое государство в мировую войну, что повлекло за собой Вторую и уже фатальную для дома Романовых революцию.

С Первой государь и его окружение кое-как справились, в том числе с помощью указанных манифестов. Впрочем, к этим «пряникам» царь прибег уже после того, как стало ясно, что «кнут», особенно жутко себя зарекомендовавший во время расстрела демонстрации рабочих 9 января 1905 г., в его руках не работает.

Не сразу сработали и «пряники» — принятый в условиях Всероссийской октябрьской стачки манифест лишь сбил накал, позволил расколоть революционный лагерь на умеренных буржуазных либералов и консерваторов и решительно настроенных социал-демократов, прежде всего, большевиков, но саму революцию потушить письменными обещаниями было нереально.

Спасти монархию удалось лишь силой, после того как было подавлено переброшенным из Петербурга Семеновским полком декабрьское восстание рабочих в Москве. И сделать это удалось только потому, что был заключен мир с Японией и все силы самодержавия были брошены на борьбу со «смутой».


Миф № 2 — царь Николай II отказался от заключения мира с Германией из патриотических убеждений

Не будем ставить под сомнение патриотизм предпоследнего государя. Родину, судя даже по дневниковым записям, он любил, но любил явно меньше, чем свою родную семью. Для обычного человека в этом, в общем-то, нет ничего зазорного, но не для обличенного властью монарха интересы страны и народа должны быть главными.

Так или иначе, отказался Николай II от продвигаемой Григорием Распутиным идеи о выходе из гибельной войны по аналогии с Портсмутским договором с Японией (тот же он заключил в 1905 г. не моргнув глазом) не только потому, что это противоречило его патриотическим чувствам. На самом деле, он был просто слаб как руководитель и не мог просчитать на два хода вперед. Совершенно очевидно было, что к концу 1916 г. возглавляемое им государство не имело никаких шансов на победу. Точнее, это было ясно еще в 1914 г., после поражения армий А.В. Самсонова и П.К. Раннекампфа в Восточной Пруссии, но в 1916 г. это видели уже все. Все, кроме царя Николая II, занятого семейными и иными чисто человеческими заботами — он даже не отказывался крестить детей по просьбе придворных. Моя прабабка, будучи фрейлины, уговорила его стать крестным отцом детей своих соседей. А вот заняться всерьез государственными делами ему все было, видимо, недосуг.

Это где-то интуитивно понимал малограмотный, но башковитый Григорий Распутин — именно поэтому он выступал за мир с кайзером. Даже не обладая даром ясновидения, нетрудно было догадаться, что при такой слабости самодержавия революция была лишь делом времени, если война любой ценой не будет остановлена.

Однако государь, не обладающий даже распутинскими способностями, рассудил иначе, продолжая бросать в топку мировой бойни все новые сотни тысяч солдат и делая, таким образом, поражение неизбежным. Голодные бунты и стачки рабочих в военное время быстро переросли в волнения, охватившие столицу, что и предвидел Распутин.

В отличие от придворных сторонников войны «до победного конца», которые, однако, не признавались, в чью пользу будет эта виктория. Не русских мужиков, да даже и не отечественных капиталистов, а крупной англо-французской буржуазии. Именно ее представители при дворе и добивались, чтобы еле живое уже самодержавие упорно продолжало бы катастрофические для страны военные действия.

Миф № 3 — у государя, чье царствование пришлось на эпоху смуты начала XX в., не было шансов спасти трон и страну

Конечно, на рок и фатум можно списать любую неудачу и любое поражение — тренеры проигравших в футболе команд ссылаются именно на отсутствие фарта, ну еще на необъективность судей. Почитатели царя-батюшки используют оба объяснения, почему его царствование оказалось провальным. Судьи объявляются пропитанными марксистско-ленинскими идеями, т.е. симпатизирующим тем, кто Николая Романова лишил престола. Но самое главное, конечно, судьба-злодейка. если бы не ее козни, то государь наверняка отцарствовал бы как надо, а так ему, как нескладному танцору, многое что помешало. Во-первых, помешали республиканцы разных оттенков, решившие отправить на свалку истории самодержавие. Но к началу XX в. абсолютная монархия уже была анахронизмом, цепляние за который Николая II и его окружения только усугубило ситуацию.

Во-вторых, государя подвели окружавшие его предатели. К сожалению, от измены гарантии не имел даже Петр Великий, но сильный руководитель всегда находил управу на тех, кто перебежал на сторону его врагов. У Николая Романова не было ни должной государственной мудрости, ни державной воли, чтобы выявить и остановить изменников при дворе и за его пределами.

Но самое главное, в-третьих, царю Николаю II не повезло с народом, который почему-то перестал терпеть униженное положение и материальные невзгоды и осуществил Февральскую революцию. Если бы положение широких масс населения не было бы бедственным, ну или хотя бы война была бы не империалистической, а действительно Отечественной, никаких потрясений не случилось бы. Но царское самодержавие ни высокий уровень жизни трудящимся обеспечить не смогло, ни вывести страну из мировой бойни за интересы мирового капитала.

Миф № 4 — Николая II заставили отречься силой, — если бы он этого не сделал, возможно, пролилось бы много крови

Что могло случиться, если бы Николай II проявил твердость и мужество, мы не знаем, потому что отречение состоялось. И к сожалению, знаем, что от моря крови это Россию не спасло — страшная Гражданская война началась буквально через год после того, как царь-батюшка подмахнул бумагу об отречении за себя и цесаревича, в пользу брата Михаила. Вот именно поэтому Николай II является предпоследним императором, еще сутки после него «царствовал», но, как и Николай, не правил, Михаил Александрович, после чего решил дождаться решения Учредительного собрания. И все — в 300-летней истории дома Романовых, в которой были великие победы, и горькие поражения, дворцовые перевороты и будуарные измены, была поставлена жирная точка.

Мог ли противиться такому исходу Николай II? Мог, если бы не покинул столицу в момент самого начала революции. Но он фактически бежал от восставшего народа — в этой ситуации военные не могли, да многие и не хотели что-либо гарантировать царю-батюшке.

Но даже решив отказаться от престола, Николай II должен был в первую очередь побеспокоиться о безопасности своей семьи. Но цесаревич, государыня императрица, великие княжны, да и он сам, становятся пешками в сложной политической игре. И это привело к аресту всей царской семьи Временным правительством, а затем и к расстрелу ее в условиях кровавой гражданской войны. Это была жуткая трагедия, но лишь одна из бесконечных трагедий братоубийственной бойни.

Но ее могло бы и не быть, будь Николай II хотя бы чуточку мужественнее. Тем более что особого давления на него, если не считать таковыми уговоры М.В. Родзянко, тревожные телеграммы командующих и грубость одного из них — Н.В. Рузского. Если он поддался давлению, значит, проявил слабость. Если поверил обещаниям — сделал глупость. А не исключено, что и то, и другое, и тем самым в немалой степени подставил под удар своих родных, запустил цепь событий, которые привели к трагедии в доме Ипатьева в Екатеринбурге.

Миф № 5 — если бы не революция, николаевская Россия стала бы мощным, передовым государством с высоким уровнем жизни

На чем основан такой оптимизм, совершенно непонятно. Практически по всем показателям — от уровня детской смертности до выплавки стали, от валового внутреннего продукта до развития системы образования Россия сильно отставала от передовых империалистических держав. И.В. Сталин знал, что говорил, когда отмечал отставание страны на 100−150 лет. Немалую их часть, конечно, составили последствия двух войн — Первой мировой и Гражданской, но главное, это слабость царской России даже в относительно благополучном 1913 г.

Рывок, действительно, произошел в 1920—1930 гг., но исключительно благодаря социалистическому преобразованию, которое стало возможно в результате Великой Октябрьской социалистической революции, дорогу которой открыло падение царского самодержавия в феврале 1917 г. Не случись этого чуда преображения, отставание не только не удалось бы преодолеть, но оно, наоборот, скорее всего только увеличилось бы. Собственно, так и произошло, когда в начале 1990-х гг. Россия вновь стала капиталистической. Это привело к многочисленным кризисам, ну или, если угодно, к одному бесконечному, все углубляющемуся кризису.

Нечто подобное ждало бы Россию в том случае, если царизм устоял бы, — не было бы ни ликвидации неграмотности, ни бурного развития медицины, а значит, не было бы индустриализации и создания крупных механизированных агропредприятий, именовавшееся коллективизацией. Не было бы даже плана ГОЭЛРО — и неизвестно, когда бы в деревнях вместо лучины зажглись бы электрические лампочки, особенно учитывая долговую петлю, в которую попало самодержавное руководство. С царскими долгами пришлось рассчитываться уже современной России — большевики, как известно, их не признали, направив средства вместо поддержание долговой кабалы на бурное развитие производства.

Парадокс мнимого подъема

Те, кто фактам вопреки, как критик моего творчества Михаил Тарусин, продолжает считать, что Россия при Николае II была на подъеме, таким образом, невольно признают, что политиком царь-батюшка был никудышным. Ведь если страна развивалась успешно, хоть и отставала на столетие, народ был счастлив, несмотря на Кровавое воскресенье и Ленский расстрел, и победоносная война правящей аристократии была не нужна, то тогда тем более непонятно, зачем государю понадобилось влезать в противоборство сразу на трех фронтах — с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. В этом случае все успехи, пусть даже в отдельных отраслях промышленности и сельском хозяйстве, разом перечеркивались непосильным военным бременем. При таком раскладе действия Николая II выглядят и вовсе самоубийственными.

Анна Матвеева
Теория заговора

Седьмой класс – это как седьмой круг ада, считал Пал Тиныч. Кипящая кровь – правда, не во рву, а в голове учителя. Измывательства гарпий – роли гарпий он, пожалуй, доверил бы сёстрам двойняшкам Крюковым и Даше Бывшевой, которая всё делала будто бы специально для того, чтобы не оправдать ненароком своё нежное, дворянской укладки имя. Кентавр – это у нас еврейский атлет Голодец, вечно стучит своими ботами, как копытами, а гончие псы – стая, обслуживающая полнотелого Мишу Карпова, вождя семиклассников. В пору детства Пал Тиныча такой Миша сидел бы смирняком на задней парте и откликался бы на кличку Жирдяй, а сейчас он даже не всегда утруждается дёргать кукол за ниточки – они и так делают всё, что требуется.
У Данте было ещё про огненный дождь – разумеется, Вася Макаров. Не смолкает ни на минуту, бьёт точно в цель, оставляет после себя выжженные поля и никакой надежды на спасение. Пал Тиныч и сам Васю побаивался, и сам же этим обстоятельством возмущался.
МакАров – так с недавних пор Вася подписывал все свои тетрадки, настолько занюханные, что походили они не на тетрадь – лицо ученика, а на обнаруженные чудесным образом черновики не очень известных писателей – покрытые пятнами, грибком и поверх всего – обидой, что не признали. Полгода назад, на истории, Пал Тиныч пересказывал Вальтера Скотта – читать его седьмые всё равно не будут, как бы ни возмутило сие прискорбное известие автора «Уэверли» и «Айвенго» («Иванхое», глумился Вася МакАров). А вот в пересказе этот корм пошёл на ура. Даже Вася, отглумившись, заслушался: на лице его проступали, как водяные знаки на купюрах, героические мечты, а рука отняла у соседки по парте, Кати Саркисян, карандаш и начала чертить в её же тетради – девочковой, аккуратнейшей – шотландский тартан. Пал Тиныч видел – да и любой бы увидел, – как в мыслях Васи складывается фасон личного герба: единорог, чертополох, интересно, а собаку можно? У Васи жил золотистый ретривер.
Школа, где преподавал Пал Тиныч, звалась лицеем. Сейчас есть три способа решить задачу про образование – можно отдать ребёнка в лицей, можно в гимназию, а можно – в обычную школу. Последний вариант – не всегда для бедных, но всегда для легкомысленных людей, не осознающих важную роль качественного образования в деле становления личности и формирования из неё ответственного человека, тоже, в свою очередь, способного в будущем проявить ответственность. Ответственность и формирование – два любимых слова директрисы лицея Юлии Викторовны, с которыми она управлялась ловко, как с вилкой и ножом. А бюрократический язык, как выяснил опытным путём Пал Тиныч, – это не только раздражающее уродство, но и волшебный ключ к успешным переговорам и достижению поставленной цели (и это тоже – из кухонно словесного инвентаря Юлии Викторовны).
Прежде историк говорил с директрисой в своей обычной манере – мягко шутил, чуточку льстил – не потому, что начальница, а потому, что женщина. Цитата, комплимент, «это напоминает мне анекдот» и так далее. Увы, Юлии Викторовне такой стиль был неблизок – она слушала Пал Тиныча, как музыку, которая не нравится, но выключить её по какой то причине нельзя. Директриса вообще его раньше не особенно замечала – ну ходит какой то там учитель, разве что в брюках. Насчёт мужчин в школе – дескать, вымирающий вид, уходящая натура и раритет – у неё было своё мнение. Юлия Викторовна предпочитала работать с дамами: она их понимала, они – её. Формирование ответственности шло без малейшего сбоя. Директриса, кстати, и девочек учениц любила, а мальчишек только лишь терпела, как инфекцию, – от мужчин одни проблемы, с детства и до старости. Вот разве что физрук Махал Махалыч – тощий дядька с удивительно ровной, как гуменцо, плешью, – он, даже будучи мужчиной, проблем не составлял. Его формирование происходило при советской власти, которую Юлия Викторовна зацепила самым краешком юности – так прищемляют юбку троллейбусными дверцами. Прежде чем произнести что то сомнительное или, на его взгляд, смелое, Махалыч прикрывал рот ладонью, звук пропадал – и физрука приходилось переспрашивать: «Что что?» Тогда Махалыч делал глазами вначале вправо, потом влево, повторял свою крамольность, так и не отняв руки ото рта, – но это было неважно, ведь он никогда не говорил ничего на самом деле сомнительного или смелого. Общение с физруком было тяжким, Пал Тиныч давно свёл его к двум трём вежливым фразам, а вот директрису историк приручил – и сам был удивлён, как это у него получилось.
Тогда он пришёл к Юлии Викторовне с очередной просьбой – и, в очередной раз, не своей, Дианиной. Хотел начать как всегда – интеллигентный пассаж, шутка каламбур, но сказал вдруг вместо этого следующее:
– Прошу вас верно оценить сложившуюся ситуацию и пойти навстречу молодому специалисту Механошиной Диане Романовне, которой требуется выделить средства для поездки её в качестве руководителя школьного ансамбля в Германию.
Директриса смотрела на него во все глаза – как будто видела впервые. Как будто иностранец заговорил вдруг на русском языке – да ещё и уральской скороговоркой.
– Я не возражаю, – произнесла наконец. – Мы изыщем средства.
– Благодарю за оперативно принятое решение. – Внутри у Пал Тиныча всё смеялось и пело, как бывает в первый день летнего отпуска на море.
– А по какой причине Механошина сама не явилась? – насторожилась Юлия Викторовна.
– Сегодня Диана Романовна отсутствует по семейным обстоятельствам и попросила меня довести до вашего сведения эту информацию.
Директриса кивнула и попрощалась – лицо у неё было как у королевы, которая раздумывает, не дать ли ему поцеловать перстень. Не дала – лишь подровняла с шумом пачку бумаги на столе, и так, в общем то, ровную.
Пал Тиныч вышел из кабинета и почувствовал, что радость исчезла, – более того, ему вдруг захотелось срочно принять душ или хотя бы прополоскать рот, чтобы произнесённые слова не прилипли к языку навсегда. Но было поздно – он принял клятву бюрократа. Стыдно, зато тебя понимают. И Диана ликовала – родители лицеистов давно отказались складываться на поездку для руководительницы, то есть своих то отпрысков они оплачивали беспрекословно, но включать в стоимость Диану не желали. Кризис никто не отменял, а те, кто родом из девяностых, – всегда начеку.
Родители – поколение первых в стране богатых и будто бы свободных людей – обладали в лицее истинной властью. Не все родители, ареопаг, как водится. Именно эти избранные решали, какой учитель достоин чести преподавать в лицее, а какому лучше перейти в обычную школу. Рита, жена Пал Тиныча, работала как раз таки в обычной – и честно не понимала, в чём разница между двумя этими заведениями. Условия почти те же, в чём то лицей даже хуже – вот в Ритиной школе каток больше и актовый зал просторнее.
– Зато у вас детей по тридцать пять человек и контингент по месту жительства, – заступался за лицей Пал Тиныч.
– И что? – сердилась Рита. – Мне, по крайней мере, не объясняют, кому и какие оценки нужно ставить. И камеры в кабинет не вешают.
Камеры – это она попала сразу и в яблочко и по больной мозоли. Меткий стрелок, дочь охотника. В середине года в лицее был скандал с молоденькой учительницей, которая не довела до сведения администрации конфликтную ситуацию. Девочка Соня написала полугодовую контрольную на «два» – и учительница решительной рукой нарисовала и в дневнике, и в журнале кровавого лебедя. А девочка была не просто девочка по месту жительства, но дочь могущественной Киры Голубевой, главы родительского комитета, дамы без возраста и сомнений. Соня Голубева – она сейчас учится в одном классе с МакАровым и сёстрами Крюковыми – девочка с крепкими икрами футболиста, вечно шуршит обёртками от шоколада – будто не на урок, а на балет пришла. Пал Тиныч не выделял Соню, но и не придирался к ней – скорее, сочувствовал.
Голубева пришла разбираться на следующий день после роковой контрольной, ещё до первого звонка зажала биологичку в лаборантской. Училке бы покаяться, принести извинения – ладошка к груди, брови кверху. А она начала спорить – ваша девочка не знает ничего, полный ноль, на уроках сидит с отсутствующим видом. На слове «отсутствующий» биологичка сбилась, это слегка смазало впечатление.
– Она ничего не знает, потому что вы не научили! – сказала Кира Голубева, и палец её смотрел прямо в сердце биологичке, но та никак не могла понять, что происходит, – бубнила всё мимо, не то.
– Я подаю лицею такие деньги не для того, чтобы моя дочь сидела на уроках с отсутствующим видом! – повысила голос Кира и на слове «отсутствующий» не сбилась, устояла. Ей не улыбалось болтать с этой дурой так долго – да ей вообще, если честно, этим утром не улыбалось. – Ваша задача сделать так, чтобы Соне было интересно. Не получается – ищите подход. Вам за это платят, и платят прилично, не то что в обычной школе.
Биологичка хотела что то сказать, но поперхнулась словом и просто чмокнула в воздухе губами – как будто поцеловала Киру Голубеву. На другой день в кабинете биологии установили видеокамеры – Кира хотела знать, как продвигается дело по увлечению Сони биологией. Дело продвигалось вяло, Соня зевала, хрустела челюстью, и потому через месяц училку пришлось уволить. На её место – как в китайском оркестре за каждым скрипачом – стояла длинная очередь претенденток.
Пал Тинычу не нравилось засилье родительской власти в лицее – но он прекрасно понимал, что революции здесь быть не может. Как и эволюции. Разве что деволюция и девальвация. Если жизнь его чему и научила – а ему ещё в детстве мама предсказывала, что жизнь обязательно обломает Пашке все сучья и наподдаёт по всем местам, – так это терпению.
Он терпел Риту – хотя она подтрунивала над ним, потешалась, насмехалась, и сколько бы ещё глаголов вы ни вспомнили в продолжение ряда, все они здесь подходящие, берём – заносите!
Он терпел Диану – пусть она была ему временами совершенно непонятным и чужим человеком. Терпел коллег, терпел учеников (даже седьмой класс с литерой «А»). Терпел кроткую зарплату – Кира Голубева заблуждалась: платили в лицее немногим больше, чем в обычной школе, а у него к тому же часть денег уходила на то, чтобы послать хоть что то Артёму. Тайком от жены. Терпел он и обратную дорогу с ярмарки, и чем дальше уносило его от юности, тем больше требовалось терпения, но он справлялся – он его попросту вырабатывал, как тополь – кислород. Это, кстати, была последняя тема урока у злополучной биологички, сосланной в обычную школу, – деревья, кислород и так далее.
Пал Тиныча в его терпении поддерживала вера – но не та вера, которая обычно всех нас поддерживает, у него именно с этой верой как раз таки не очень складывалось. Зато была другая.
Теория заговора.
Рита особенно насмешничала по этому поводу – что он подозревает всех кругом, начиная с председателя проверяющей комиссии и заканчивая английской королевой.
Раньше, когда они были молоды и Рита вставала каждое утро на час раньше, чтобы накраситься и сделать причёску, и только потом ложилась обратно в кровать и открывала глаза красиво и томно, как в фильме, где даже безутешные вдовы носят роскошный мейк ап… Так вот, раньше, когда они были молоды и Тиныч, уходя в ванную, всегда включал воду до упора – чтобы не оскорбить слух жены не уместным звуком… Да что ж такое, невозможно слова сказать – тут же проваливаешься в воспоминания, как в ловчую яму! Попробуем ещё раз – так вот, когда они были молоды, Пал Тиныч делился с женой своими наблюдениями и мыслями, и она его внимательно слушала.
– Какое у вас красивое тело! – говорила жене массажистка, а Пал Тиныч ей терпеливо объяснял – всех массажисток специально учат льстить клиентам, чтобы они пришли ещё раз именно к этому специалисту.
Или вот ещё. В девяностых, когда они только начинали жить вместе, Артёму было года три, рядом с их домом открыли казино. Раньше там была «Пышечная», Пал Тиныч с детства привык смотреть на очереди под окном – со всего города приезжали сюда за пышками. А теперь – казино с традиционным названием «Фортуна».
– Ты не обратила внимания, – обращался Тиныч к жене, – что ровно в восемь вечера дорогу, что идёт мимо казино, перебегает чёрная кошка? Каждый день!
– Придумываешь, – отмахивалась Рита.
– Ничего подобного. Они специально выпускают чёрную кошку, чтобы суеверные люди шли в казино.
– Да что за бред, и почему ровно в восемь?
Рита смелела год от года, а Пал Тиныч так же год от года учился молчать о том, что видел, – и никто не мог его переубедить, что это бред или глупости. Он не был сумасшедшим, а идея его навязчивой считаться не могла – он её почти никому не навязывал. Но идея, конечно, менялась, как любое искреннее чувство, становилась со временем всё мощнее и масштабнее. Вера в заговоры помогала объяснить всё, что происходило вокруг, даже самое нелепое.
В последние годы Рита морщилась, стоило Пал Тинычу лишь упомянуть о Комитете 300 или заговоре нефтяников, вот он и прекратил эти упоминания. Хотя находил повсюду новые и новые свидетельства. И как историк, и как мыслящий человек.
– Не вздумай забивать этим голову Артёму, – приказала Рита. – Хватит с меня одного заговорщика.
Артём был её сыном от первого мужа, так что Рита имела право командовать. Хотя, если бы спросили Артёма – задали бы ему тот дурацкий вопрос, который нынче, в свете новой психологии, озарившей даже то, что не стоило бы, совершенно исключён из традиции, – кого он любит больше, маму или папу, он не затормозил бы перед ответом ни на секунду. Разумеется, папу! Мама с пятого класса пыталась сослать его в Суворовское училище – но оно оказалось под завязку укомплектовано наследными принцами олигархических семейств, не справившихся с главным в жизни делом – воспитанием. А папа всегда был рядом, ему можно было рассказать всё – и не бояться получить по губам шершавой ладошкой, а потом ещё и огрести наказание, которое могли бы взять на карандаш даже строгие британские воспитатели из закрытых школ.
У Пал Тиныча был простой подход к воспитанию. Он считал, что отец – неважно, родной или нет, – должен успеть научить своё дитя как можно большему. Пока знания, умения и навыки усваиваются – учить да учить. И тер петь, конечно.
С Артёмом было сложно, это правда. Терпения уходил двойной запас – как у батареек на морозе. Исключительный шалопай, ласково думал о сыне Пал Тиныч. Это он сейчас так думает – а лет десять назад руки чесались по всей длине, как говорится. И глаз дёргался. И сердце – ходуном. Он ведь тоже был не подарок, мама не зря его в детстве пугала жизнью дровосеком. Но терпел. Ни разу не ударил мальчика. А вот Рита прикладывала Артёму почём зря.
– Ты же учитель, ну как так можно! – увещевал Пал Тиныч, но в ответ летело воинственное:
– Уйди с дороги, а то и тебе прилетит!
В самых тяжких случаях Пал Тиныч уводил Артёма из дома, они сидели на пустой веранде в ближнем детском саду.
– Ты пойми, – говорил Пал Тиныч, – хорошим быть выгоднее, чем плохим.
– А плохим зато интереснее, – считал Артём.
С этим было трудно спорить, но Пал Тиныч пытался. Артём его слушал, поглощал слово за словом – как голодный человек, который не может остановиться, всё ест и ест, хотя давно не лезет. Слушал и грыз кожу вокруг ногтей – пальцы у него были объедены, как деревья зайцами. Раньше мальчик ел бумагу – отрывал от книг и тетрадей, портил обои, потом начал есть сам себя. Пал Тиныч купил сыну головоломку, чтобы он крутил её в руках и отвлекался, – и вроде бы помогало, но уже через день он её обронил где то и снова начал грызть кожу.
Пал Тинычу было так жаль Артёма, как большинство из нас умеет жалеть лишь самих себя. Мальчик был умён не по возрасту, не по статусу – и не понимал, что надо скрывать этот факт даже от мамы, потому что его не простят, как не прощают и талант, и красоту… Артём был ещё и красив – чересчур красив для мальчика, и Риту это обстоятельство тоже почему то раздражало. Потом уже только Пал Тиныч понял почему.
На веранде говорилось легко, не зря их так любили хулиганы в девяностых. Пал Тиныч, правда, в конце концов выдыхался – и тогда высказывался не сам от себя, а включал, например, Шекспира.
– Входят три ведьмы, – начинал Пал Тиныч, и Артём закрывал глаза, как старичок в филармонии, – чтобы не отвлекаться от музыки, то есть от Истории. Та история, что рассказывал сыну Пал Тиныч, и другая, которую он преподавал седьмым, девятым и десятым, сливались воедино – и получалось так, что Артём знал гуманитарную линейку лучше некоторых учителей и не умел промолчать об этом. А учителя – обижались.
Пал Тиныч и сам отлично знал это чувство – когда подготовил урок об инквизиции, например навыдумывал загадок и вопросов для детей, которых развлечь без компьютера практически невозможно, – и вот на полуслове тебя сбивает с мысли какой нибудь Вася МакАров:
– Полтиныч, а я видел папу римского! Он няшка!
Все они были в Риме, в Париже, сёстры Крюковы плюются от Англии и считают Швейцарию скучной. Даша Бывшева целое лето проводит в Испании, у Карповых – дом в Греции, а что здесь такого?
– Да да, Вася, я рад за тебя, – говорит Пал Тиныч и пытается снова встать на ту же самую лыжню – но какое там, впереди несётся Вася и кричит на ходу, оборачиваясь:
– А вы были в Италии, Полтиныч?
– Не был, Вася.
Седьмой гудит, не верит. Как можно не бывать в Италии? Уже даже дети учителей туда съездили – правда, на них скидывались другие родители.
Дети лицейских учителей – особая разновидность школь ной породы. Учатся лучше других, привыкли к повышенному спросу – их спрашивают чаще, это правда, и ещё они с детства перециклены на том, чтобы соответствовать одноклассникам. В одежде, привычках, манерах. Это сложно – крайне сложно для родителей. Поэтому Артём учился в Ритиной школе, и даже ту ему с трудом удалось окончить без двоек. Да, Шекспир, да, общий гуманитарный фасон выдержан, и даже математику дотянул – Рита за этим следила, как коршун за цыплёнком. Но гонор какой! Выскочка! Учительница природоведения из Ритиной школы даже написала ему в конце четвёртого класса через весь дневник нелицеприятную характеристику, и Рита перестала с ней здороваться, свистела при встрече какое то «сссс». На самом деле зря она так – учительница природоведения была как тумба, и не только на Артёма осерчала, но ещё и позавидовала самой Рите, худенькой, лет на пятнадцать моложе паспорта. Вот эта зависть и вылезла из неё чернильными каракулями – бывает. На детях все обычно срываются – это очень удобно.
Сейчас Артём живёт далеко от них, перебрался вначале в Питер, потом в Китай. «Дай» – «Уехал в Китай». Пал Тиныч сам ему посоветовал – уезжай. На расстоянии с матерью будете жить мирно. Так и получилось. Рита даже гордиться им понемногу начала – фотографии показывает в школе: вот Артём в Сиане, вот Артём в Лояне. Но стоит мальчику приехать – всё, как в песне, начиналось сызнова.
Всё мог понять в своей жене Пал Тиныч, кроме вот этой странной нелюбви к сыну – даже, он сказал бы, ненависти. Можно было бы объяснить это тем, что Рита не любила первого мужа, но нет, даже очень любила. Отец Артёма был из околобандитской среды, закваска ранних девяностых. Красивый, хмурый парень – Пал Тиныч часто смотрел на его карточку, вставленную между стёклами секретера. Чем он занимался, с кем имел дело, Рита особенно не рассказывала – но однажды открыла, что Серёжа покончил с собой. Она почему то скрывала этот факт, считала самоубийство чем то постыдным – вроде неприличной болезни. И это тоже казалось странным – Пал Тиныч никогда с таким прежде не сталкивался. Потом понял, в чём дело, – Рита считала, что у хорошей жены муж не застрелится. А если у неё застрелился, значит она жена плохая. И все скажут, подумают, осудят, будут показывать пальцем и так далее, сами знаете. Жить в обществе и быть свободным от общества по прежнему нельзя, хотя уже и не обязательно помнить автора цитаты.
Но сын то – почему? Ведь совершенно удивительный, уникальный ребёнок! Читать в три года начал. С шести сочиняет. Китайский выучил – теперь думает, оставаться там или в Европу ехать. Чем он ей так не угодил?
– Так она дочку, наверное, хотела, – сказала однажды Диана и попала, как это у Диан обычно и бывает, прямо в цель.
Пал Тиныч и сам часто думал – мы живём в эпоху женщин. Раньше, история не даст соврать, ценились мальчики – но сейчас эти предпочтения уцелели разве что в Китае. У Наполеона рождались исключительно сыновья. Романовым нужен был сын, и, несмотря на четырёх прекрасных дочерей, одна другой лучше, на свет появился больной мальчик, цесаревич в матроске, следом за ним пришёл Распутин, а затем и русская революция. Ещё одна теория заговора в копилку Пал Тиныча.
А сейчас все поголовно хотят девочек. Дочек. С ними проще, это правда. Бывают неприятные исключения (Крюковы, например), но в целом девочки слышат, что им говорят, они обладают врождённым послушанием (мальчикам вместо него положена агрессия, и она хранится в одном месте с тестостероном), не цепляют столько вредных привычек. И самое важное: девочки – в той же системе интересов и ценностей, к которой приписаны женщины, главные воспитатели современных детей. Наряды, жизненные удовольствия, комфорт. Танцы, романтика, наращивание прядей на туральными славянскими волосами (Пал Тиныч увидел однажды это объявление по телевизору – и такого себе напредставлял, что пришлось идти к Рите за разъяснениями). Будем честны, наш мир – в городской его версии – гораздо лучше приспособлен для женщин. К мужчинам он предъявляет настолько непосильные требования, что не всякий выдержит. А женщины – мамы, бабушки, учительницы и воспитательницы – первым делом выпалывают из мальчишек ту самую агрессию, не понимая, что это не сорняк, а важное растение. Пал Тиныч иногда разрешал Артёму покомандовать – именно для того, чтобы он чувствовал, что имеет право это делать. Рита всегда ломала сына – жестоко ломала. Она мечтала о дочке Арине, так и не смирилась с тем, что у неё мальчик, а второго ребёнка ей Бог не дал. Не дают таким второго, потому что они первого не любят.
Зато у Артёма был лучший в мире папа – слова «отчим» мальчик ни разу в жизни не произнёс, он и значением его не интересовался. Хотя по части значений разных слов всегда был на высоте. Поправлял учителей, если они ошибались, – в слове апостроф ударение падает на третий слог, Майя Давыдовна, а роман этот написал не Уайльд, а Стивенсон. Подсказывал нужное слово, соскочившее по дороге от мыслительного к речевому аппарату. Пал Тиныча беспокоила нервная разговорчивость Артёма – но в отличие от жены, он не верил, что этот вывих вправят в военном училище.
Рита сердилась, когда Пал Тиныч входил в детскую ночью и слушал дыхание сына – ему казалось, что он как то слишком тихо спит. Он боялся за него, мучительно жалел в отрочестве – самом уязвимом возрасте, когда сам себе не рад. Прыщи, голос, срывающийся от тенора к басу, вечный страх, что родители вдруг сделают что то не так при друзьях, будут выглядеть смешно, опозорят. Наедине Артём всё так же доверял отцу, но стоило появиться сверстнику – менялся, грубел, грубил. А потом вырос, повзрослел, уехал. Девочка у него – китаянка. Пал Тиныч скучал, писал письма, отправлял деньги. Нелишние, пока учится.
Место, которое осталось пустым после отъезда сына, оказалось каким то уж слишком большим – его нельзя было закрыть ни обычной жизнью, ни работой. Пал Тиныч смотрел по сторонам, видел озлобленную Риту, которую он всё равно никогда не бросит, и думал – вот так и прошелестят все эти дни годы впустую, будто это и не годы, а страницы, которые скролит в своём планшетнике Вася МакАров.
Потом на одной странице случился сбой системы – в лицей пришла Диана.
Пал Тиныч отлично помнил этот день. Было так: сидит он в лицейском буфете. И тут входят три ведьмы – Кира Голубева, а с ней ещё две мамашки, одна в розовом и блестящем, другая – в чёрном и клёпаном.
– Видели новую по музыке? – спросила клёпаная. Многодетная мать, между прочим, Пал Тиныч имел честь обучать истории всех её отпрысков.
– Нет пока, – заинтересовалась Голубева, не сразу почувствовав, как розовая и блестящая дёргает её за рукав – новая по музыке уже зашла в буфет и осветила его своим невозможным мини. Пал Тиныч пролил на стол кофе. Клёпаная выронила из кошелька всю мелочь, и дети, которые стояли в очереди за плюшками, начали подбирать её, стуча лбами.
– Это ещё что такое? – вымолвила Кира Голубева, не с первой попытки придав лицу нужный презрительный вид (получился вначале удивлённый, а потом завистливый).
– Это наш новый учитель по музыке, Диана Романовна! – крикнула одна из Крюковых, кажется Настя.
Диана покраснела – чудесным, ровным румянцем, не то что Кира Голубева: у той в припадках злости проступали на щеках неопрятные красные материки. Южная Америка на правой щеке и Австралия – на левой. У Дианы даже румянец был совершенство.
– Ну и титаники ничего так, – снизошёл до новой учихи Миша Карпов.
Пал Тиныч сделал вид, что не заметил этой фразы, уткнув шейся в беззащитную спину Дианы – и трепетавшей там, как стрела. Бесполезно замечать – такие, как Миша Карпов, сын богатых родителей, всегда вне подозрений и замечаний. Хорошо, что Миша не такой уж и злой человек – и не такой назойливый, как Вася МакАров: от того даже школьная уборщица, дама не из робких, прячется в туалете. Заболтать может насмерть.
Пал Тиныч однажды оставил Васю после уроков переписывать тест по Смутному времени, попросил посидеть с ним школьного психолога. Та давно строила куры историку и потому согласилась, а когда Пал Тиныч, пообедав под ледяным взглядом Киры Голубевой, вернулся в класс, психолог стояла над Васиным столом и криком кричала:
– Да алкаш он, Вася! Обычный алкаш!
– Что у вас происходит, Олеся Васильевна? – испугался Пал Тиныч. По пищеводу, как в лифте, стремительно летела вверх котлетка, и так то плохо прожёванная.
– Сама не знаю, – объясняла потом Олеся Васильевна. – Он меня вывел как то неожиданно на разговор о моём муже. Слушает, спрашивает. Как взрослый! Ну надо же! Хорошо, что никто не слышал.
Пал Тиныч подумал – и решил, пусть этот «никто» так и останется никем. Не стал ничего рассказывать Васиной маме – да она и не любила, когда с ней говорили о сыне. Если ругали – огорчалась, если хвалили – не верила. Она редко бывала в школе, хотя вызывали её часто. Слишком сложным был ребёнок, даже по современным меркам. Хитрый, лживый, ленивый – в стремлении увильнуть от выполнения обязательных работ доходил почти до гениальности. Моцарт лени. Но если ему было что то интересно – прилипал намертво, как дурная слава. Чем то он напоминал Пал Тинычу Артёма – хотя внешне ничего общего. Артём тощий, как марафонец, Вася, пожалуй что, склонен к полноте, из кармана торчит вечный пакет с сухариками. У Артёма, как у Риты, – тёмно рыжие волосы, Вася – белокурая бестия. Наверное, в отца пошёл, мама у него совсем другая – тоненькая печальная девочка со стрижкой, которую в советские годы называли «Олимпиада». Вася уже давно был выше и во все стороны шире своей мамы. И вот эта девочка, на вид лет двадцать – Инна Ивановна, – пришла однажды после уроков в кабинет истории и сказала:
– У меня давно созрел к вам разговор, Павел Константинович.
Она поймала его на выходе из класса. Мимо бежал еврейский атлет Голодец – пол под его ногами пружинил, как новенький матрас. Остановившись у окна, этот румяный юноша упёрся ногой в стену, послюнил палец и начал оттирать пятнышко на новых кедах – сразу было понятно, что они новые и что Голодец находится с ними в особенных, нежных отношениях.
Инна Ивановна тоже смотрела на Голодца, пока он не убежал наконец в столовую – там гремели ложки и командный голос Миши Карпова.
– Я не понимаю, что происходит с нашей школой, Павел Константинович, – сказала она, вновь чётко выговаривая его отчество – ни одного звука не пропало. Пал Тиныч вдруг вспомнил, что Васина мама работает в банке – ей это подходило. Васиной маме легко можно было бы доверить крупную сумму.
– А что с ней происходит? – бодро переспросил он, выигрывая время на группировку и подготовку. Речь могла пойти о самых невероятных вещах – потому что никогда не знаешь, что придёт в голову родителям.
Из за угла вышла, как месяц из тумана, мама двойняшек Крюковых. Она целыми днями бродила по школе, отлавливала учителей по одному и пытала их бесконечными расспросами. Ей страстно хотелось услышать про Дашу и Настю что то хорошее – но, увы, хвалил их только физрук Махал Махалыч. Крюковы и вправду были спортивные, рослые и здоровые девицы – даже в святые дни гриппозного карантина двойняшек привозили в школу, потому что они никогда и ничем не болели.
Крюкова посмотрела на Пал Тиныча как голодная лиса на мышонка, не поручился бы – но даже, кажется, облизнулась. К счастью, с ним была Инна Ивановна, а потому лиса неохотно свернула за угол. Месяц скрылся в тучах.
– Да много всего происходит! Вы разве не замечали? Программу по физике сократили. На русский всего три часа в неделю, на английский – пять. Расписание составлял кто то нетрезвый – потому что в седьмом классе во вторник и в пятницу подряд три языка, немецкий, русский и английский. И все задания нужно делать на компьютере, и все они теперь называются проектами и презентациями.
– Ну не все, – осторожно вякнул Пал Тиныч. – Вот я, например…
– К вам у меня вопросов нет, – признала Инна Ивановна. – А вот информатика… Зачем вообще столько информатики? Дети должны создавать свои аккаунты, на уроках они сидят в Интернете. Мой Вася и так там живёт.
– Но вы же в банке работаете? – уточнил Пал Тиныч. – Вам, банкирам, обычно нравятся новые технологии.
Инна Ивановна посмотрела на него без секунды ошеломлённо.
– А кто вам сказал про банк? Вася? Ой, ну вы уникальный человек, Павел Константинович, вы всё ещё верите моему сыну. Я работаю в библиотеке. Отдел редкой книги.
Пал Тиныч удивился, но решил, что редкую книгу он бы ей тоже доверил. Потом историк молча задал вопрос и получил ответ – вслух:
– За школу платит Васин папа. Бывший муж. Он и в Рим его возил, и в Париж… Слушайте, вас там, кажется, ждут.
Пал Тиныч обернулся, увидел Диану – она уже давно, судя по всему, стояла в коридоре, изображала, что изучает расписание уроков на стене. Знакомое до последней буквы.
– Я понимаю, что мои претензии не к вам. – Инна Ивановна, закругляя разговор, стала мягче, почти извинялась. – Может, к директору идти? Знаете, мне иногда кажется, что всё это – какой то заговор. Против нас и наших детей.
При слове «заговор» Пал Тиныч вздрогнул, а Диана повернула голову, не скрываясь теперь, что подслушивала.
– Диана Романовна, я приду в учительскую через пятнадцать минут, – сказал историк, и его любовница вынуждена была процокать мимо на своих дециметровых каблуках – коленки у неё заметно сгибались при ходьбе. Пал Тинычу стало жаль Диану, и всё же вслух, для Инны Ивановны, историк сказал, что у них совещание, но он может немного опоздать.
– И если речь о заговорах, то здесь вы попали на специалиста, – засмеялся он. Довольно нервно, впрочем, засмеялся. Смех у него и в юности был не из приятных, а с годами вообще превратился в какой то чаячий крик. Риту он раздражал невозможно. Вот и Васину маму напугал, но она терпеливо дождалась завершения смехового приступа.
– Мне кажется, – повторила она, – что вокруг делается всё для того, чтобы наши дети не получили образования – не то что хорошего, вообще никакого. Программу сжимают, педагогов посреди года отправляют учить новые стандарты. И эти праздники – ненавижу их!
Пал Тиныч тоже не любил школьные праздники – самодеятельные спектакли, в которых играли не дети, а в основном учителя и родители, беспомощное, несмотря на все старания Дианы, пение под микрофон… А главное – ему было жаль времени, которое уходит на подготовку всех этих бесконечных праздников осени, весны, амбиций…
– Понимаете, у детей нет базовых знаний – вообще никаких.
– Но ваш Вася много знает.
– Много, но отрывочно. Если не захочет слушать – не впихнешь. Ну и потом, какие то вещи даже я не могу ему дать – только школа. А в школе из него делают, простите, идиота. Петь, рисовать и сидеть в Интернете – куда он после этого пойдёт? Кем станет?
У Тиныча был ответ на этот вопрос – Вася, как и все наши дети, уедет за границу и станет иностранцем. Папа об этом позаботится.
Звонок прозвенел, мимо пронёсся шестой класс, потом степенно прошествовали одиннадцатиклассники. Прыщи на лице главной школьной гордости – Алексея Кудряшова – походили на зрелые гранатовые зёрна. Пал Тиныч вспомнил злобный шёпот кого то из родительниц, что Кудряшов «у репетиторов буквально живёт». Будущий студент Оксфорда.
Васина мама тем временем говорила уже теперь словно сама с собой:
– Можно, конечно, нанять репетиторов, но зачем тогда учиться в лицее?
– А а а! Вот вас то мне и нужно! – Пал Тиныч не заметил, когда рядом с ними вырос Махалыч. Физрук Васю терпеть не мог и предсказывал ему в жизни многие печали, потому что мальчик не любил командные виды спорта и принципиально не надевал на урок физкультурную форму. Инна Ивановна безропотно пошла, ведомая Махалычем, к директору – разбирать очередной Васин залёт. Они с ней даже не попрощались толком, но Пал Тиныч был так взбудоражен этим разговором, что обидел Диану ещё раз, и куда сильнее. Диана предлагала поехать сегодня к ней, даже не предлагала – просила и требовала, но Пал Тиныч не мог провести с ней сегодняшний вечер. Ему нужны были свежий воз дух и время, чтобы обдумать очередную теорию.
И был свежий воздух! В мае его навалом даже в Екатеринбурге – а тут ещё рядом со школой липы на месяц раньше срока дали цвет. Жаль, новенькая биологичка не успела объяснить детям, как важна для деревьев пора цветения. Пал Тиныч шёл к своему любимому дендрарию – благо лицей был от него в двух кварталах, – шагал и думал о странном разговоре с Васиной мамой – и о том, что она, пожалуй, даже сама не понимает, насколько права.
Историк вспоминал последний лицейский год – и всё, что прежде проходило по разряду неприятных случайностей, вдруг обрело смысл и оказалось необходимым условием для заговорщиков, решивших лишить Россию образованного населения.
Подобно тому как птица вьёт гнездо, собирая его по стебельку и соломинке, и не брезгует подобранным на ближайшей стройке мусором, Пал Тиныч строил свою теорию – и мог бы напомнить случайному зрителю какую нибудь ворону, гордо летящую с трубочкой для коктейля в клюве. Да он и вообще мог напомнить собой ворону – у него был такой слегка сумрачный облик, нос утёс и брезгливые усики. Женщинам подобная внешность, как ни странно, нравится.
Всё сходится, думал Пал Тиныч, мы живём в тени большого заговора – и тень эта растёт с каждым днём. Наших детей развращают компьютерными играми и сетевым видео – например, Вася давно уже ознакомился с процессом родоразрешения и шумно описывал его на одном из уроков истории, посвящённом Петру Первому. Миша Карпов с компанией смотрят порнуху на телефонах – когда Мишин отец об этом узнал, его заинтересовал исключительно один момент: а что за порно, с девками? Ну и отлично, у пацана правильная ориентация, по нашим временам надо быть благодарным и за это. И вообще, нужно же когда то начинать.
Пал Тиныч вдыхал натуральный и при этом, несомненно, липовый аромат и думал дальше. Детей учат мыслить картинками, клипами – а ведь если эту стадию не перебороть вовремя, она так и останется основной. Формирующей , как сказала бы Юлия Викторовна, личность . Он знал это по Артёму – когда играли в шахматы, сын не мог думать даже на один ход вперёд и тем более учитывать действия противника. Дети мыслят разорванными, несвязанными кусками, под которыми нет даже намёка на какой то фундамент. Фундамента попросту нет, никакого. Диана рассказы вала, что её первые ученики считали, что Бетховен – это со бака, герой мультфильма. Сейчас этот мультфильм давно забылся, но и Бетховен, истинный, не вспомнился.
Заговор, решил Пал Тиныч, дошагавший до центральной клумбы, ещё не засаженной, но уже сладко пахнущей распаренной, выспавшейся за долгие холода землёй. Настоящий заговор, странно, что он сам до этого недодумался. Как бы ни насмехалась Рита, как бы ни молчала Диана. Зачем наших детей пытаются закрыть на ключ в Интернете? Для чего окружают соблазнами, противостоять которым не сможет и взрослый? Почему всё это, в конце концов, служит, как выражаются врачи, «вариантом нормы»?
Пал Тиныч не считал себя педагогическим гением, тем более спасителем русского народа или отважным одиночкой, бунтарём против общества. Он считал себя тем, кем, собственно, и был – учителем истории, мужчиной средних лет, который никогда не уйдёт от жены к любовнице и никогда не бросит своего сына. Но в тот день жизнь Пал Тиныча, предсказуемая и скучная, как учебный план, на глазах стала вдруг превращаться в нечто новое, желанное и ценное. Заговорщики подобрались так близко, что Тиныч, кажется, мог ощущать их ядовитое дыхание, шевелившее листы с дьявольскими планами, – учитель явственно видел эти листы разложенными на столе.
Рите, наверное, не следовало так старательно высмеивать слабость, что питал Пал Тиныч к заговорам. Она считала, он и в инопланетян однажды поверит, это всего лишь вопрос времени. Но заговорам верят не только глупцы и фантазёры – этот недуг довольно часто посещает тех из нас, кто не видит логики в окружающей жизни и не видит смысла в своей. Заговоры переодевали реальность Пал Тиныча в захватывающее приключение – которое так и не сбылось, хотя он честно мечтал о нём в детстве. Жюль Верн, Майн Рид, Буссенар – все они обещали приключения, но на выходе получился производственный роман, написанный исключительно ради денег.
Теперь же Пал Тиныч сам мог стать частью истории, а не смотреть на неё через окно в Европу…
В голливудских фильмах (на диете из которых вынужденно сидит каждый киноман) вся массовка – читай, вся страна! – довольно часто и всегда взволнованно поднимается на защиту одного человека, попранных прав или ценного общественного завоевания. В кадре звучит подсказывающая музыка – героическая, усиливающаяся с каждым тактом, – и на стороне героя, угнетённого и одинокого в начале фильма, к финалу оказывается целая толпа. Пал Тиныч готов был стать первым из тех, кто поднимется со своего места – и бросит вызов порочной системе.
Он так переволновался, что не мог уснуть до трёх ночи и стащил у Риты таблетку снотворного. Но спал всё равно плохо и во сне видел, как борется с пластмассовыми солдатами – все они были трёхметрового роста и побеждали.
Каникулы в этом году начались неожиданно быстро – как весна в классическом русском романе. Пал Тиныч отработал обязательный месяц – целый июнь писал программы, занимался с двоечниками, всё как всегда. Но вечерами он теперь сочинял собственную программу – дерзкую и, даже на его собственный взгляд, бессистемную. Учитель вспоминал всё, что должны знать образованные люди, – музыка, философия, астрономия, поэзия, все музы лежали в его программе обнявшись, как тела в братской могиле. Конечно, ему не хватало личных знаний – июль он провёл в библиотеке, закрывая пробелы, а вечерами догонялся в Интернете. Диана удивилась вспыхнувшему интересу к истории музыки, но она всё ещё надеялась на их общее будущее и потому терпеливо рассказывала про Гайдна и Бетховена – даже про Букстехуде. В августе программа была уже почти готова, а сам Пал Тиныч – готов к началу битвы. Он совсем потерял и так то еле живой интерес к своей внешности, отпустил неряшливую бороду, и маленькая девочка в маршрутке, внимательно разглядев её, громко сказала маме:
– У дяди борода, как у тебя – пися!
Тем вечером историк побрился, и на лице его убыло безумия.

Второго сентября после второго урока Пал Тиныча пригласили в кабинет к директору. Юлия Викторовна была на редкость приветлива, рассыпалась в своём бюрократическом красноречии мельчайшим бисером.
Вы настоящий профессионал, Пал Тиныч, дети у вас организованные и ответственные, даже Макаров проявляет тенденцию к улучшению .
Подобный зачин обещал запятую и последующее «но», и Юлия Викторовна не подвела.
Вы ценный сотрудник, но всё ещё не завели себе страничку на сайте лицея. Очень прошу вас найти время и помочь нам реализовать этот проект в жизнь .
Прежний Пал Тиныч скромно кивнул бы и пошёл за помощью к учительнице информатики – Оксане Павловне, которая просила звать её просто Окса (имя, с точки зрения историка, больше подходившее реке, а не женщине). Новый Пал Тиныч, находившийся в эпицентре заговора, усмехнулся. Что это, как не ещё одна часть хитроумного плана – все мы должны быть на виду: учителя, родители, дети. За нами давно не надо шпионить, не надо тратить денег на агентскую сеть и вербовку – мы успешно следим за другими и охотно доносим сами на себя. Например, Диана как одержимая ежедневно отчитывалась в своих аккаунтах – что ела, где была, с кем встречалась. Публикации сопровождались фотографиями и ссылками, а потом Диана бдительно отслеживала – кому понравилось, сколько человек оставили комментарии, кому понравились комментарии и так далее… Вася МакАров называл таких, как Диана, «тэпэшками», но когда Пал Тиныч попросил его расшифровать это понятие, совсем не по Васиному стушевался. Совсем, значит, неприличное слово.
У историка же по сей день не было своей странички – он даже адрес электронный завёл только после того, как Юлия Викторовна пригрозила ему штрафом:
– Как родители должны с вами связываться, Пал Тиныч?
Тогда он завёл адрес и действительно получал иногда письма с вопросами «Что задано по истории?» и, самое ужасное, с поздравительными виршами от учительницы литературы. Вирши были длинные, хромые, лишние слоги торчали из строк, как невыполотые сорняки на грядке, – а литераторша была обидчива и на другой день обязательно спрашивала, получил ли Пал Тиныч стихотворную открытку ко Дню защитника Отечества ? И как ему?
Второго сентября Пал Тиныч пошёл после уроков не в буфет, где обедала Окса и её приятельницы – литераторша, химичка, англичанка, – а в школьный двор. Он знал, что справа в кустах, за гаражами, подальше от всевидящего ока водителей, терпеливо высматривающих каждый «своего» пассажира, курят Миша Карпов и его гончие псы. МакАров их обычно чурался, но в этот день тоже оказался рядом – как раз пытался прикурить.
– У меня к вам разговор, друзья, – сказал историк.
– А за сиги ругать не будете? – удивился Карпов.
– Буду, – обещал Пал Тиныч, – но в другой раз.
Миша достал из кармана коробочку «Тик така», потряс ею над каждой ладонью, после чего Пал Тиныч, как крысолов, вывел детей из кустов.
– Иван, жди меня, – велел Карпов водителю, сидевшему за рулём очень новой и очень красивой машины – марка её была Тинычу неведома. Его автомобильное развитие, а главное, интерес к подобным вещам остановились где то на стадии «жигулей», в раннем детстве.
Пятидесятилетний на вид Иван послушно кивнул. Он был маленький и краснолицый – голова над рулём, как на блюде.
– Вы куда это? – возмутилась Даша Бывшева. Она и Крюковы как раз завершили обед – на траве, под ногами у них валялась гора конфетных обёрток и три баночки из под колы.
– Если уберёте за собой это свинство, можете пойти с нами, – сказал историк, не оборачиваясь.
Сзади сначала зашуршало, потом затопало – гарпии неслись следом, заинтригованные.
Класс ещё не успел разъехаться, Пал Тиныч собрал почти всех в своём кабинете и спросил:
– Кто из вас знает, кем был Макбет?
– Это герой Лескова, – предположила отличница Катя Саркисян.
Пал Тиныч вздохнул. Всё это будет значительно сложнее, чем ему казалось. И зря, наверное, он пошёл с Шекспира. Ещё и с Макбета.
– Входят три ведьмы, – начал Пал Тиныч. Дети молчали, слушали, но не так, как Артём. Катя Саркисян была очень вежливой и не хотела перечить учителю. Остальные мучились, скучали, даже Вася смотрел на историка каменными глазами. Пал Тиныч волновался, забывал детали – получалась не высокая трагедия, но повесть, которую пересказал дурак.
– Зачем вы нам это рассказываете? – спросил еврейский атлет Голодец в том месте, где явился призрак Банко.
А Вася, предатель, стал издеваться, изображая:
– Я призрак Сбербанка!
Пал Тиныч ничего не ответил ни ему, ни Голодцу – рассказывал дальше, и постепенно к нему вернулась память. Целыми строками:

Лишь сыновей рожай. Должна творить
Твоя неукротимая природа
Одних мужей!
– Это к ЕГЭ, что ли? – осенило практичного Голодца.
Но Пал Тиныч не ответил – он всё тащил и тащил детей за собой во тьму Шотландии, где королева не может смыть с рук кровавые пятна.
Про пятна понравилось даже Карпову.
– Так то нормально, – снизошёл он. – А зачем нам это, Пал Тиныч?
Лишь после финальных слов Пал Тиныч объяснил – он теперь будет каждый день рассказывать седьмому какую то историю. Про ад, например. Или про белого кита. Хотят они про белого кита?
– Лучше про белого китайца, – пошутил Вася МакАров, и Тиныч опять не понял, о чём речь.
Седьмой «А» ушёл в недоумении. Вася задержался рядом со столом учителя и почему то шёпотом спросил:
– Полтиныч, я знал, кто такой Макбет. Но если бы признался при этих быдлах – они бы меня затралили.
– Я понимаю, Вася. Не переживай.

Пал Тиныч и раньше усложнял свои уроки – он давал русскую историю, которая шла по программе, параллельно с европейской. Ему хотелось, чтобы у детей было объёмное представление – три дэ , как сказал бы Вася. Теперь же он превращал каждую встречу с детьми в ликвидацию чёрных дыр и белых пятен – по крайней мере, в седьмом, своём экспериментальном, как он его называл про себя, классе. Он старался впихнуть им в головы всё, что упало с корабля – и пошло на корм рыбам. Все ценные знания, принесённые в жертву самодеятельности, тестам, Интернету и заговору – или, по крайней мере, то, что он мог рассказать.
– Всё это есть в Сети, – недоумевал Голодец, но Миша Карпов, которому чрезвычайно понравился Данте в вольном пересказе Пал Тиныча, заткнул его встречным вопросом:
– А ты, Гошан, будешь читать это в Сети?
Пал Тиныч освоил наконец, на радость директрисе, интерактивную доску и показывал семиклассникам репродукции великих картин – группировал не по мастерам, а по сюжетам, чтобы было интереснее. И понятнее.
– Рождество, видите? Младенец Иисус в яслях. Да, Вася, это тоже называется ясли . И обратите внимание – вместе с Марией, Иосифом, пастухами или волхвами (это волшебники, Вася) на каждой картине – осёл и бык.
Электронная указка тычет в Боттичелли, Дюрера, Брейгеля старшего и художника, чьё имя звучит как у голливудского актёра – Ханс Бальдунг Грин. И вправду, всюду эта парочка – осёл и бык. Зачем они здесь?
– Это мы зачем здесь? – продолжал сердиться Голодец, и Карпову пришлось швырнуть в атлета учебником истории. Попал!
– Я думаю, – почему то шёпотом сказала Соня Голубева, – что осёл и бык на этих картинах – для уютности.
– Почти! – возликовал Пал Тиныч. – Они согревали своим дыханием младенца.
– А почему она вообще в таких условиях рожала? – строго спросила одна из Крюковых, кажется Настя.
Пал Тиныч начал рассказывать про царя Ирода, показал Гвидо Рени, Ди Джованни – избиение младенцев. Большой серьёзный заговор, в который поверил один лишь Иосиф.
Дети молчали, Вася подбрасывал в воздухе карандаш – он всегда что то подбрасывал, говорил, это помогает ему думать. Он даже на физру ходил с карандашом, и Махалыч боялся, что кто то из детей напорется на него глазом.
– Жалко младенцев, – всхлипнула вдруг Даша Бывшева.
А Даша Крюкова подошла к Пал Тинычу, когда он уже отпустил весь класс, и спросила шёпотом:
– А дальше что было?
– Ты знаешь, Даша, что было дальше. Иисуса Христа распяли. Убили.
– Так этот Ирод его всё таки нашёл? – гневно вскрикнула девочка, и Пал Тинычу вдруг стало стыдно, что он считал её гарпией.
– Можно и так сказать.
Он занимался с седьмым «А» три месяца – дополнительный урок каждый день, и никто не ворчал. Даже Голодец в конце концов сменил гнев на безразличие – иногда и он прислушивался к рассказам Пал Тиныча. История, литература, география, музыка – без сокращений и ограничений. Для администрации у Пал Тиныча, если что, была легенда – они готовят сюрприз к Новому году. Как выкручиваться, историк ещё не решил.
В середине декабря седьмой привычно завалился в кабинет истории, и Вася МакАров уже подпёр рукой щёку, приготовившись слушать, как вдруг дверь открылась, и на пороге появилась Кира Голубева. Она была в чём то чёрном и опасно узком. Одно лишнее движение, и что то чёрное лопнет по швам.
– Мама, ты мне обещала! – закричала Соня.
– Я обещала сделать всё для того, чтобы ты получила хорошее образование, – сказала Кира. Каждое слово отмерено, как лекарство, которое дают в каплях. – Давно хотелось мне поприсутствовать на ваших дополнительных занятиях, Павел Константинович, не возражаете?
– Нет. Пожалуйста.
– И не только мне, – уточнила Кира. За ней в класс вошло ещё несколько родительниц – Тиныч заметил Крюкову. С ними шла директриса Юлия Викторовна, Окса, даже Диана была здесь, смотрела в пол, как будто боялась запнуться.
Дамы расселись на задних партах, «на Камчатке», как говорили в пору детства Пал Тиныча. Кто то просто стоял в проходах – массовка, хор, кордебалет. Сегодня, по заказу Васи МакАрова, была тема – сюрреализм. Вася изменился в последнее время: он знал многое из того, что рассказывал учитель, но теперь он мог знать это на законных основаниях. А не потому, что выскочка или задрот.
Кира Голубева засопела, уже когда на электронной доске появился первый слайд – вполне безобидный Дали.
– Скажите, Павел Константинович, а это есть в программе? – громко спросила она с задней парты.
– Нет, – ответил Тиныч. – В программе уже вообще почти ничего не осталось.
– Поняла, – сказала Голубева. – Вы считаете, мы должны быть вам благодарны, что вы тут насмерть пугаете наших детей рассказами про смерть? Соня не могла уснуть после вашего Данте целую неделю, я даже водила её на специальный тренинг!
Вася МакАров неприлично хрюкнул, а Соня заплакала.
– А вы, Кира Сергеевна, разве не говорили с дочкой о том, что смерть существует?
– Это решать мне, а не вам! – взвилась Кира Голубева. Взвилась, как кострами – синие ночи или как соколы – орлами, честное слово. Диана напряжённо рассматривала какой то рисунок на столе, и, поскольку стол принадлежал отсутствовавшему сегодня Карпову, рисунок был, скорее всего, неприличный.
– Заканчивайте, Юлия Викторовна, – буднично велела Голубева и пошла прочь из класса, подцепив на ходу дочь за руку – как будто портфель. За ней потянулись все остальные, вначале родители, потом учителя, потом – дети. Первым вышел Голодец, за ним шествовали временно осиротевшие вассалы Карпова, Даша Бывшева и сёстры Крюковы… Катя Саркисян поплакала, но ушла вместе со всеми. Только МакАров по прежнему полулежал на своей парте, пока учитель не попросил его – пожалуйста, Вася, уходи и не волнуйся за меня.
– Я и не волнуюсь, – окрысился Вася. Хлопнул дверью.
Пал Тиныч остался в кабинете один, с интерактивной доски на него смотрел страшным взглядом Сальвадор Дали. А потом позвонила Рита.
– Во первых, приехал Артём, – сказала она. – С девушкой, которая по русски знает два или три слова. Во вторых, мне звонила твоя подруга – Диана, кажется. Сказала, что у вас всё кончено и чтобы я подавилась. Это вообще как, нормально, ты считаешь?
Пал Тиныч выключил мобильник, подумал – и выбросил его в окно. Мобильник мягко упал в сугроб, наверняка не разбился – второй этаж. Бросить телефон легче, чем человека.
Когда Диана спрашивала, почему он не бросит Риту, если между ними давно уже не осталось ничего даже приблизительно похожего на любовь, Пал Тиныч отговаривался какими то общими фразами. Правды Диана не поняла бы. Рита – при всей её резкости, холодности, нетерпимости – была самым беззащитным человеком из всех людей в его жизни. За эту беззащитность, эту беспомощность мужчины обычно и отдают всё, что у них есть, – они за неё даже умирают. Она ценнее красоты, важнее ума, соблазнительнее денег.
Пал Тиныч никогда не бросит Риту.
И не спасёт от заговорщиков ни одного ребёнка.
Ни одного!
Он вышел из школы в полной темноте, охранник посмотрел с интересом – видимо, все уже знали, что это последний рабочий день историка.
Пустая парковка, днём забитая дорогими машинами, тишина в школьном дворе, под фонарём – каток, царство Махалыча.
И вдруг кто то налетел на Пал Тиныча из за угла и ударил его головой в живот – не сильно, но чувствительно. Учитель не сразу, но понял – это Вася МакАров попытался обнять его и сказать этим объятием то, чего нельзя произнести словами.
Вообще, никто не знает, долго ли ещё люди будут пользоваться словами – и объятьями, когда слов не подобрать.
– Не плачь, Вася, ну что ты! – мягко, как сыну, сказал учитель. – Ты и так всё знаешь, о чём я рассказывал.
Он говорил это, но понимал, что Вася плачет не о том, что Полтиныч не успел открыть ему какие то тайные знания. Он плакал потому, что его ровесники так многого не знали и теперь уже не узнают.
Дети всегда остаются детьми – но это, конечно, слабое утешение.
Пал Тиныч довёл Васю до дома, благо жили Макаровы всего в двух кварталах – а вот, например, Карпова возили в лицей через весь город. На прощанье мальчишка, как большой щенок, опять уткнулся головой, на сей раз в бок.
– Я вас никогда больше не увижу, – сказал он Пал Тинычу, всхлипывая.
Пал Тиныч дождался, пока Вася зайдёт в подъезд. В окнах светились украшенные ёлки, и учитель вспомнил прошлогодний школьный праздник – роль Деда Мороза должен был исполнять папа Крюковых – директор завода, краснолицый богатырь. К сожалению, папа выпил лишку, и пришлось выпускать на сцену семейного водителя – он был худой и маленький, дедморозья шуба висела на нём как на заборе, но в остальном он справился на ура.
Как хорошо, что приехал Артём с невестой, – её зовут Ян, «ласточка».
Пал Тиныч шёл домой и думал, что сегодня он навсегда перестал быть учителем – и в утешение ему останется только теория заговора.
А возле самого подъезда дорогу ему перебежала чёрная кошка.

Когда я вспоминаю, как в детстве смотрел телевизор, а там сидели космонавты, простые русские мужики в космосе и поздравляли меня с Новым годом, — я думаю, что тогда жил в будущем, а сейчас прошлое.

Вчера я перечитывал рассказы братьев Стругацких — о мужчинах, уходящих в небеса, чтобы вернуться на Землю спустя 250 лет, о прекрасных женщинах в оранжевых свитерах, тонких и аномально красивых — в них все были влюблены тогда, всего полвека, или около того назад…

…я перечитывал и подумал: как вы все испугались.

Испугались этого космоса, этой ответственности, этой черноты и скорости.

Вы брали на себя ответственность за русскую литературу, за её Золотой век, когда любой Жуковский, или Давыдов, или Батюшков, или Боратынский — да кто угодно — могли оставить перо и отправиться куда угодно, на Кавказ, на усмирение Варшавы, на аннексию Финляндии — верные долгу, России, дружбе. Молодые генералы своих побед, аристократы, офицеры, гуляки, создатели и персонажи первой российской фантастики — медленных, осторожных повестей о будущем.

Вы брали за себя ответственность за комиссаров, с их всепланетной романтикой, с их революционной экспансией, с их уверенностью в скором перемещении в Латинскую Америку, в Австралию, на Марс к Аэлите, куда угодно — лишь бы владыкой человечества стал труд, и восторжествовала справедливость.

Вы испугались романов Стругацких — собственно, сами Стругацкие постарели и напугались самих себя, своего Быкова и своего Горбовского, — но с них меньше спроса, они же создали этот мир, и этого достаточно.

Вы испугались и прокляли всё это — на самом деле свою трусость прокляли, и переместились в свои шелестящие газеты, в свой глянец, в свой «крокус», в свой «сити», в свой «холл» — во всё то, что теперь вы посчитали вершиной цивилизации.

Переместились, чтоб четверть века жевать одно и то же, как вас не тошнит ещё: «Здесь не осталось ничего живого». «Патриотизм в русском варианте — воровство и подлость». Или ещё новое добавилось: «Я никогда не поеду в аннексированный Крым».

Оставили сразу и Золотой век, и революцию, и советскую фантастику на которой выросли.

На что вы променяли всё это? На что?

На свой, гроша ломаного не стоящий, фарисейский гуманизм?

На свои приличия, которые кажутся приличными только среди приличных людей — и нигде в мире, ни в одной из галактик, ни на одном, Страшном или профсоюзном, суде таковыми не являются и являться не будут.

На свою привычку болеть за кого угодно, только не за своих?

На своё томительное ожидание, что любая ракета, любой космолёт «Муромец», любой беспилотник, любой бумажный самолёт, запущенный отсюда, упадёт — и вы будете хохотать?

Или, как минимум, кривиться?

У вас ничего нет здесь, и ничего при вашей жизни не будет.

Может быть, у нас тоже не будет ничего. Но мы хотя бы попытались.

Мы хотя бы попытаемся.

Да я знаю, знаю, что вы сейчас скажете в ответ.

Вы скажете, что это вы тянетесь к будущему и к вашим там всяким звёздам, а мы тащим вас в замшелое мракобесие, крещенские проруби, самоварный чад, пушечный угар.

Это всё от страха у вас, это не излечимо.

Да, вы отлично умеете разговаривать — разговаривая о своём и только о своём вопреки действительности, вопреки бытию, вопреки всему, что вокруг, ибо ваши слова — это и есть ваша межзвёздная реальность. Вы сами себе звёзды, и вы непрестанно мимо друг друга пролетаете, оставляя длинные более-менее сияющие выхлопные хвосты.

«Между тем Тайя разгоралась всё ярче в перекрестии нитей курсового телескопа. Тайя была целью трёх первых звёздных. Она была одной из ближайших к нашему солнцу звёзд, у которой давно уже были отмечены неравенства в движении. Считалось, что Тайя может иметь планетную систему. Перед нами к Тайе шёл Быков на «Луче» и Горбовский на «Тариэле».

Это Стругацкие.

И ещё, как там, у Стругацких, помните, по поводу одного космонавта.

Сигнал из прошлого
Захар Прилепин о том, чего боится «прогрессивное человечество»

«Он был весёлый, стремительный и всё время острил. Видно было, что он очень хочет понравиться, но понравился он не сразу. Он понравился, когда перестал острить».

Вы никогда не перестанете острить.

Вы больше никогда никому не понравитесь, земноводные.

Только подобным вам.

Я очень надеюсь, что вы навсегда останетесь в меньшинстве.

Американцы попросили Россию простить Украине долги


В Вашингтоне подчеркнули, что этот вопрос критически важен для Киева
Американские власти официально попросили Россию пересмотреть свою позицию относительно реструктуризации долга Украины. Министр финансов США Джейкоб Лью заявил, что такое решение положительно бы сказалось «на ряде моментов».
- Реструктуризация даст Украине возможность вернуться к экономическому росту, а у кредитора появится возможность вернуть долги. Это критически важно для Киева, который автоматически сможет отвечать по своим обязательствам, - сказал политик в интервью радио BBC.
Напомним, недавно международные кредиторы согласились списать пятую часть долгов Украины. После этой новости Киев попросил Москву пойти на аналогичный шаг. В Минфине России незалежной ответили отказом, подчеркнув, что у нас у самих сложная экономическая ситуация в стране.
- Россия и так пошла навстречу Украине, не потребовав ранее досрочного взыскания долга в полном объеме после нарушения ковенант по кредиту. Но нам необходимо развивать свою экономику, - сообщил тогда глава Минфина Антон Силуанов.

Актер, режиссер и временно запрещенный в служении священник Иван Охлобыстин в спортивном прикиде и традиционных желтых очках выходит к прессе первым. Главный герой - 65-летний голливудский актер Кэри-Хироюки Тагава, попробовавший себя в неожиданной роли японского православного священника в российской глубинке, - застрял в московских пробках.
26 ноября в российский прокат выходит фильм "Иерей-сан. Исповедь самурая", сценарий которого написал Охлобыстин, а автором песен стал Борис Гребенщиков (как признался занятый в картине Петр Мамонов, БГ даже трижды плакал!). А в среду создатели фильма давали большую пресс-конференцию.

На самом деле премьера прошла еще в ноябре прошлого года - в Донецке, под аккомпанемент украинских "Градов".
- Новороссия завела Россию. Мы спали. Вы нас разбудили… Почему я здесь? Наверное, это сейчас самое яркое место на планете, потому что оно является эпицентром сопротивления мировому злу, - объяснял тогда Охлобыстин. Приехавший, кстати, в Донецк с дарами для местного пострадавшего храма и с шубой для супруги Моторолы.
Теперь же "Исповедь самурая" добралась и до российского проката.
- Это кино особенное, кстати, фильм уже окупился, - довольно улыбнулся Иван Иваныч. - Я подарил Кэри деревянный крест от монахов Оптиной пустыни. Ну а теперь будем звать его дядей Колей! Его, видимо, Николаем назовут.

Почему? А вот почему! Японец, похоже, так проникся этой нестандартной ролью и необычными русским душами вокруг, что решил стать православным.
А вот и он сам - в широченных серых брюках и щегольской черной шляпе. Здоровается будущий православный уже по-русски. А дальше пока переходит на английский.
- Мой отец в США изучал русский, мой дядя, будучи известным певцом, приезжал сюда с концертами в 60-х каждый год. Пел по-русски! Так что я просто продолжаю семейные традиции, связанные с Россией. Меня поразила глубина души русских людей, это первое, что мне бросилось в глаза при общении. Ваши душа, сердце, ум очень сильно отличаются от американского и европейского мышления. Пока я рос в Америке, мне помогала выжить японская часть моей души. А в России я понял, что это японское начало очень близко к вам. Очень приятно получать столько любви от вас, поэтому мне хочется быть с вами, я хочу быть частью вас, - признался Тагава. - Теперь я приму православие и начну свой религиозный путь!
"КОЗНЕЙ ВЛАСТЕЙ США НЕ БОЮСЬ"
Не успели журналисты выкрикнуть главный вопрос, как японец после театральной паузы выдал все сам.
- Официально объявляю, что буду просить российское гражданство! - эти слова потонули в аплодисментах. А Иван Охлобыстин заключил его в объятия.
- "Дядя Коля", а где будете жить, став россиянином? - спрашиваю Тагаву. - И не боитесь ли козней со стороны американских властей? Уже которая звезда просится сюда...
- В разных местах, потому что в вашу зиму Наполеон с Гитлером выжить не могли, так что я сразу сдаюсь, - улыбается Тагава.
- У нас есть Крым...
- Это хорошо! Я жил на Гавайях, сейчас, видимо, переберусь в Нью-Йорк, чтобы было удобнее летать в Москву. А насчет козней - я с ними сталкивался и раньше, так что не боюсь.

ПРОВЕРИЛИ СЕРЬЕЗНОСТЬ НАМЕРЕНИЙ
Спешно откланявшись, шумная компания двинулась с пресс-конференции на Большую Ордынку. Там, в старинном храме иконы Божьей Матери "Всех скорбящих Радость" в камерной обстановке его крестил лично митрополит Иларион (Алфеев) - глава Отдела внешних церковных связей РПЦ.
На японце вместо привычной нам крестильной рубашки - темно-синяя из шелка национального покроя. Потом ее все же заменят на традиционную.
- Волнуюсь, но уверен, что поступаю правильно, - говорит нам Тагава и идет встречать владыку.
Побеседовав с глазу на глаз, они перешли к Таинству. Митрополит Иларион совершал молитвы на английском языке.




- Мы нарекли его Пантелеимоном, - рассказал владыка "Комсомолке" по окончании Таинства. - У меня есть помощник-японец, отец Николай, я попросил его побеседовать с японским актером, чтобы проверить серьезность его намерений. Он проверил - намерения серьезные. Я тоже с ним побеседовал и, видя его доброе расположение, его веру, принял решение покрестить.



Кэри-Хироюки Тагава — один из самых известных в мире азиатских актеров, удовлетворяющих нужды Голливуда в редко встречающихся типажах. Родился 27 сентября 1950 года в Токио в семье военного, служившего на американской базе, и японской актрисы. В 1955 году семья Тагавы переехала и обосновалась в США, в Южной Калифорнии. Во время обучения в старших классах Кэри начал интересоваться актерской профессией, ну и боевыми искусствами, как же без этого? Актерским прорывом Тагавы стало участие в знаменитом фильме Бернардо Бертолуччи «Последний император». В дальнейшем актер нечасто снимался в картинах категории «А» - выделяются чаще всего небольшие роли в комедии с Арнольдом Шварценегером «Близнецы», «бондовском» боевике «Лицензия на убийство», фильмах «Планета обезьян» Тима Бертона, «Мемуары гейши» Роба Маршала, а также таких хитах, как «Пёрл-Харбор» и «Хатико». Однако основной массив фильмов с участием Тагавы (а актер снялся более чем в 120 лентах) твердо расположился на территории кино категории «В» - недорогих картин в жанре «экшн» с большим количеством трюков, драк, демонстрацией «боевых искусств», в которых он по преимуществу исполнял роли отрицательных персонажей. В 2009 году Тагава участвовал в оставшемся незамеченным фильме «По велению Чингисхана», снимавшемся в Якутии. Сыграл он и в фильме Егора Баранова «Иерей-Сан: исповедь самурая» по сценарию Ивана Охлобыстина.

Слово и дело
Захар Прилепин: исторический взгляд на «украинизацию»


Наверняка, вам такие цитаты никогда не попадались на глаза.

Смотрите, как весело. Или, напротив, не весело.

Правители в новой Украине, далее цитирую: «…вели себя по отношению к русским прямо-таки неприлично, изобличая в себе совершенно полицейские вожделения, благодаря которым зафиксировано несколько случаев ареста в кафе и на улицах за «русскую речь». А о том, как оскандалилось это правительство со своей украинизацией правительственных учреждений, ходит много анекдотов, оканчивающихся всегда трагически для русских людей. Анекдоты эти подхватили даже и друзья Украины — немцы, которые говорят: «Впервые мы встретили государство без границ, народ — без языка, армию — без солдат, правительство — без головы».

Что бывшее «республиканское» правительство действительно было без головы, это оно доказало с логической последовательностью, зафиксировав всё в собственных стенограммах, опубликованных печатно. Всякому правительству культурные слои способны простить ошибки, несправедливость, даже жестокость, но только не глупость, какой отличалось правительство < …> , увековечившее память о себе внешним маскарадом, насильственной украинизацией. Последний «исторический» закон об уничтожении памятников в Киеве, слава Богу, не успели привести в исполнение".

Да нет, успели. Стихийная воля масс привела.

Год написания текста: 1918-й. Без малого сто лет назад. Речь идёт о самостийном правительстве Грушевского и Голубовича — были такие персонажи, ничуть не хуже нынешних.

Мы цитировали очерк писателя Георгия Гребенщикова.

Сестра советского наркома Луначарского жила тогда в Киеве и публично говорила следующее: «В начале революции мы думали, что украинский народ никогда не пойдёт путём насилия, но прошёл год и украинские правящие круги поставили насилие своим лозунгом, забыв, что насильственная украинизация не укрепляет государства, а наоборот, расслабляет его».

Не надо отчаиваться. Россия ходит по кругу, Украина ходит по кругу. Всё завершится так же, как в прошлый раз.

Очерк Гребенщикова заканчивается так: «Русское слово и дело на Украине умереть не могут, а если умрут, то только тогда, когда умрёт сама Украина».

Два варианта предложил.

Как говорится, выбирайте.

В чем разница между Парижем и нашим «Норд-Остом»

Михаил ДЕЛЯГИН, доктор экономических наук, эксперт


Наш колумнист удивлен, почему «цивилизованный мир» кричал России, что штурмовать концертный зал с заложниками нельзя. А сейчас — молчит
Ну вот, теперь Оланд и Меркель, как зайки, подпишут Трансатлантическое партнерство с США, убивающее европейскую экономику (как евроинтеграция убила экономику Восточной Европы): им показали, что начнется в их странах, если они будут сопротивляться при помощи волокиты и дальше. Единственный вменяемый человек во французской элите - Мари Ле Пен, но к власти, похоже, придет Саркози, превративший Ливию в ад, чтобы не сесть в тюрьму из-за намерения Каддафи рассказать, как тот брал у него деньги.
Мы скорбим вместе с Францией, потому что мы не "Шарли" и не Министр иностранных дел Франции, участвовавший в проведении нацистского госпереворота в Киеве, и не Оланд, "кинувший" Россию с "Мистралями", - но что-то не слышно о глумлении "Шарли" над Парижем. А раз так, значит, все разговоры о свободе слова, - это ложь: "Шарли" глумится только над теми, кого считает недочеловеками, в том числе над нами. В прошлом его журналиста уволили в тот же день за карикатуру на еврейскую тему, - а теперь мы видим: нельзя издеваться и над французами. А над нами можно - в этом его защищает французское государство, и это главное: французское государство считает нас недочеловеками, над которыми можно глумиться, а вот над Францией глумиться нельзя. И где визг российских либералов о недопустимости штурма театра с заложниками, при котором гибнут заложники? Где визг международной общественности на эту тему? Мы хорошо помним "Норд-Ост" и как они на это реагировали: почему молчат? Потому что русские не люди, и их можно пинать ногами, а к Франции надо соблюдать толерантность и политкорректность?



Парижские теракты странным образом совпали с намечающимся переломом на сирийских фронтах.
Еще со времен гибели лайнера «Луизитания» политикой отдельных стран и целых континентов управляют с помощью локальных, ярких и зверских событий.
Пассажирский лайнер, о котором все давным-давно позабыли, был торпедирован немецкой подлодкой в мае 1915 года. Погибло 1198 пассажиров, из них свыше сотни были гражданами США. Все это привело в итоге к вступлению США в Первую мировую войну на стороне Антанты. Пепел пассажиров «Луизитании» стучал в сердце каждого простого американца и взывал к отомщению. Такой же мести потребовала и странная трагедии в Перл-Харборе, которая логично вылилась в участие США во Второй Мировой, которую на Западе, не стесняясь, называли «продолжением Первой мировой войны». Потом, как бы са -собой случился крах колониального устройства мира, доллар стал мировой валютой, а США превратились в главное государство-гегемон...А все началось с пассажирского лайнера идущего по маршруту «Нью-Йорк-Ливерпуль», с полной бортовой иллюминацией. Лайнер затонул всего за 18 минут, потому что занимался перевозкой особо опасных взрывчатых веществ, о чем как-то стеснялись говорить в начале 20-го века. Но не стеснялись при этом влезть в войну на другом континенте...Не напоминает историю башен-близнецов?
Серия терактов в Париже тоже случилась дьявольски вовремя, именно в тот момент, когда в Сирии, у самых упертых и боеспособных исламистов начался сыпаться фронт. И стало совершенно очевидно, что следующие на очереди — Свободная Сирийская армия, столь любимая Западом «умеренная оппозиция кровавому режиму Асада». Без радикального исламисткого крыла ССА сомнут и выдавят остатки в Турцию, за считанные недели. Медлить было нельзя. После кровавой, ненужной и какой-то инфернально-бессмысленной авантюры в Ливии, Франции сложно было объяснить, зачем ей теперь нужна война в Сирии? И остальной Европе тоже было непонятно.
Зимой до них попытались довести директиву привычными методами — расстреляв редакцию «юмористического» журнала. Резонанс был. Но, какой-то не такой, без оргвыводов. Европейские политики сообразили, что их втягивают «в непонятное», поэтому просто постояли на улице, крепко взявшись за ручки, стараясь не моргать, чтобы не испортить групповое фото. Потом все разошлись по домам. В следующий заход в Европу организовали «великое переселение пользователей Твиттера и Фейсбука бегущих от войны в Сирии, развязанной кровавым Асадом». Надеюсь, уж никому не надо объяснять, как с помощью соц.сетей направляли толпы европейских беженцев? И опять никто, ничего не понял и не сделал.
Предположу, что за выходные европейский электорат будет доведен до точки кипения с помощью СМИ, а уже в понедельник евробюрократы начнут принимать решения. Самое наглядное, лежащее на поверхности — срочно оказать помощь «хорошей сирийской оппозиции». И Запад в Сирии, пропустив холодные закуски, еще успевает к «горячему». Как с открытием Второго фронта. Помните? Три года завтраков из ленд-лизовской тушенки, которой кормили истекающий кровью СССР. Но, как только в войне случился перелом, и возникла вероятность, что алюминиевые дизели Т-34 будут чадить на берегах Гибралтара и Босфора, на пляжи Франции, как тараканы, полезли наши американские союзники. Спешили успеть ухватить свой кусок. Люди в этих комбинациях — мусор.

Что скрывается за новым предложением компании «Фейсбук» о солидарностью с Францией
Скажите, а вы скорбите по жертвам парижских терактов? Нет, правильно ли вы скорбите по ним? Что значит, как правильно? Правильно – это не просто выражать сочувствие или соболезнование, а еще и разместить на своей аватарке флаг Франции. Как предложила это делать команда «Фейсбука». И даже все условия создала, чтобы скорбеть комфортно – кликнул соответствующую кнопочку и готово – скорби себе по-правильному, цивилизованно.
И теперь весь «Фейсбук» разделился на три части. Одни скорбят, другие возмущаются, почему «Фейсбук»-команда не предлагала скорбеть после двойного взрыва в Турции с сотней жертв, почему не скорбели по 215 кенийцам, убитым в христианской школе чуть более полугода тому назад. Почто «Фейсбук» не предлагал российский триколор после крушения А-321? А вот сегодня в Турции опять смертник себя подорвал. «Ага, нас и кенийцев, турок и ливанцев с курдами Цукерберг с командой считают людьми второго, а то и третьего сердца, поэтому мы не будем скорбеть», - считает эта часть. И сходится в ожесточенной схватке с «цивилизованными». А третья часть считает всех, кто скорбит правильно, кто не скорбит и учит неправильно скорбящих.
Цивилизованная скорбь стала основой для взаимного фолловинга и разрыва отношений. Дошло до анекдота – коллега в знак протеста против такой стадной цивилизованности разместил на свое аватарке триколор, но только не французский, а российский. И ему другой коллега сделал замечание, что, флаг, дескать, неправильный, не французский. И вся эта возня начинает вызывать лично у меня ассоциацию со знаменитой цитатой, приписываемой нынешнему главе российского МИДа.
А если ситуация гораздо проще? Не задумывались. Если маркетологи и менеджеры компании «Фейсбук» вот только сейчас придумали для повышения доходов компании этот циничный, безотказный ход со скорбью. У вас на страничке появилась кнопочка, а там, где надо, есть счетчик кликов на кнопочки. Новый инструмент для работы с рекламодателями – в действии. Ведь именно так на «Фейсбуке» используются все эти «голосовалки» и «опросники». Именно для того появились недавно «опросы» и в «Твиттере». Маркетинговый инструмент для представления нового предложения рекламному рынку менеджментом компании в совестливой упаковке. Конечно, на кенийцах и иракцах много не заработаешь. По россиянам и жителям Донбасса скорбеть на Западе тоже не очень привыкли. А вот с «Боингом» малайзийской авиакомпании, в котором было много голландцев, прошло бы по полной. Просто тогда этого еще не придумали.
Знаете, я лучше французам и кенийцам, и иракцам и т.д. просто так посочувствую и пособолезную. В душе. И поскорблю о соотечественниках тоже так же. А не по придуманной американцами модели высокодоходной скорби. Пусть это будет выглядеть и не так «цивилизованно».

«Стоят в сугробах русские - босые и влюбленные, а девушка проснулась от пули в голове…»


Спецкор Николай Варсегов посмотрел концерт, посвященный Дню полиции


Включил намедни Первый канал. Там концерт для полицейских. Поет Игорь Николаев:
«Держится
листик осины
за лобовое стекло.
Русские любят
красиво,
русские любят
светло…»
Где-то в другом месте я бы не обратил внимания, а тут Первый канал все ж таки! Да еще и для полицейских. Задумался. Интересно, а как нерусские любят? Но далее Игорь будто совковой лопатой по голове наотмашь:
«Словно стоим мы
босые
в белых снегах января.
Русские любят
красиво,
только, наверное,
зря…»
Зал переглядывается, представляя себе картину: стоят, значит, в январских сугробах босые русские. Они и любят в этот момент, но и терзаются смутными сомнениями: «А может, зря мы, русские, любим? А не заняться ли нам, русским, каким-то более интересным делом?»
Полицейским, конечно, приходилось со многим сталкиваться в этой жизни, но чтобы вообразить подобное, судя по растерянным лицам в зале, даже им не под силу.
Только закончилось это вот издевательство над сознанием, как на сцену вышла певица Жасмин.
«Знаешь, вчера я проснулась в шесть ноль две, как от звонка, как от пули в голове. Независимо от себя. Стало, как свет, это ясно сразу мне. И отрицать бесполезно главное. И с зависимостью меня. Я признаюсь, смотри. Но электроток изнутри…»
Нечто подобное людям в зале, конечно же, приходилось читать в показаниях потерпевших, но только никто и не мог представить, что полицейские протоколы возможно на сцене петь.
После еще с надрывом Газманов пел. Что-то патриотическое про Россию. В стихи я уже не вникал, потому как стиха в этой песне опять же не было. Ну что-то там «…Россия! Любим тебя! Защитим тебя!» Но хоть не смешно. И за то спасибо.
Если уж говорить серьезно, то многим поэтам-песенникам следовало бы под страхом кары запретить писать стихи. Особенно запретить - про русских и про Россию. Не надо страну позорить. Возможно, что эти песенники и не виноваты, ну так у них голова устроена. Она пытается сочинить шедевр, а получается как всегда. И некому пояснить тем песенникам, что пишут они паршиво. Чтобы их отвести от позора этого, я предложил бы песенникам и поэтам прочим выставлять изначально свои творения на сайте «КП», на литературном форуме «Так было». Там опытные литераторы выдадут много вам полезной критики и добрых дадут советов.

Герои нашего времени
Исраэль Шамир о поступке ребят из Международного Движения Солидарности




В интернете крутится и не уходит статья Михаила Веллера, оплакивающая гибель Европы. В ней искусно смешаны предубеждения и выдумки, правда и ложь. Его цель — усугубить раздрай между Западом и Востоком, между христианами и исламом на благо сионизма. Вот один пример (на все примеры не хватит времени). Он пишет:

«Достоинство Европы отчетливо отсутствует с 2002 года, когда палестинские террористы захватили Храм Рождества Христова, взяв монахов в заложники. Много дней шли переговоры, тема кощунства не поднималась, ни один из террористов не пострадал — отпустили и даже приютили в Европе».

Я был в 2002 году возле Храма Рождества. Все было совершенно наоборот: палестинцы нашли убежище в храме у монахов, а евреи осаждали и обстреливали церковь. Их снайперы поражали монахов, они морили монахов и осажденных голодом и жаждой. Палестинцы вошли в храм с согласия монахов, и монахи не уходили из храма, чтобы евреи не ворвались в храм. Кощунство было, но чье кощунство? Единоверцев г-на Веллера.

Вот статья, которую я тогда опубликовал, пока еще не остыла кровь на полу храма Рождества.

В этом (2002) году Восток праздновал Пасху в мае, намного позже Запада. Пасха была безрадостной — Храм Рождества Христова в Вифлееме уже месяц томился в осаде. Истощенные священники и миряне лежали в гроте, где Дева родила Христа; тела убитых израильскими снайперами, складывали под золотой мозаикой Древа Иессеева. Время от времени осаждающие запускали сигнальные ракеты, поджигая деревянную крышу базилики, и наблюдали за истощенными длительным постом защитниками, пытающимися потушить пожары. Но Пасха принесла чудо, и оно называлось ISM (МДС).

Что же такое МДС? Поиски ответа можно начать в нескольких сотнях метров от церкви, на широкой террасе, с которой открывается прекрасный вид на холмы, спускающиеся к Мертвому морю, прямо над серпантином дороги. Там, рядом с водосборником, расположена маленькая византийская часовня. Восточный ветер засыпает мозаику на ее полу песком из пустыни, а вездесущие тернии прорастают сквозь её красные кресты. Как и у многих других мест Святой Земли, ее происхождение связано с водной стихией, и называется она Бир (колодезь) Дауд — в память легендарного подвига. Однажды армия завоевателей с Побережья объявила войну с террором, и оцепила эту горную деревню, надеясь поймать здешнего уроженца — главаря палестинских террористов Дауда, дерзко нападавшего на поселения захватчиков. Но его соратники, простые люди, пренебрегли приказом оккупантов. Они обошли КПП, улизнули от патруля, вошли в село и доставили воду из этого колодезя в Вифлееме Дауду — впоследствии ставшему Царем Давидом.

Прошли тысячелетия, и этот легендарный подвиг был повторен членами Международного Движения Солидарности (МДС), этой новой версией героев Давида, когда Палестина стала ареной одного из самых острых конфликтов. Молодые европейцы и американцы, рожденные слишком поздно для участия в интербригадах республиканской Испании 1936 года, вступили в МДС и приехали на зеленые холмы Вифлеема и Хеврона. Они приехали в непростое время — израильское руководство планировало изгнать или уничтожить палестинцев и создать чисто еврейский Израиль, собрат арийской Германии. Добровольцы МДС фактом своего присутствия встали на их пути, и спасали местных крестьян от гибели и изгнания. Это опасная миссия — они играли в кошки-мышки с израильскими экстерминаторами, увиливали от прицела снайпера, жили в деревнях вместе с беззащитными местными жителями.

Несмотря на еврейские корни некоторых ребят, они не создавали отдельных групп «только для евреев», в отличие от умеренных сионистов. Они стояли за равенство, за «Интернационал добрых людей», как говорил герой Бабеля. Они приехали из страны Фольке Бернадота, из страны Авраама Линкольна, из страны Т.Э. Лоуренса. Многие участвовали в ненасильственных акциях протеста в Сиэтле, Гётеборге и Генуе. Другие приехали на Святую Землю в апреле 2002 года во время «пасхального наступления», когда солдаты Шарона разрушали дома, выкорчевывали оливковые деревья, загоняли палестинцев в концлагеря, устраивали резню в Дженине и Наблусе, где погибли сотни мирных жителей (всего погибло около четырех тысяч человек, по данным Би-Би-Си). Когда израильские танки ворвались в Вифлеем, более двухсот местных жителей попытались найти убежище в Храме Рождества.

Традиция предоставления убежища в храмах существовала до христианства, и она известна людям с самой зари цивилизации. Гонимые всегда находили прибежище в церквах, и Собор Парижской Богоматери в романе Виктора Гюго напоминает нам об этой традиции. В Латинской Америке преследуемые властями часто спасались, прячась в церквах. Во время Второй мировой войны тысячи евреев нашли убежище и спасение в христианских храмах и монастырях. Может быть, поэтому жители Вифлеема верили, что спасутся за толстыми стенами старейшей христианской церкви.

Храм Рождества Христова в Вифлееме был построен в 325 году; это один из трех храмов Святой Земли, воздвигнутых еще св. Константином и Еленой. Он чудом уцелел, и не раз. В 614 году вторгшиеся персы отказались исполнять приказ своих комиссаров разрушить храм, а в 1009-м сарацины игнорировали аналогичный приказ Хакима, безумного египетского халифа. В обоих случаях его сверстник Храм Гроба Господня в Иерусалиме был сожжен и разрушен. В 1099-м Танкред Тарентский, будущий князь Галилеи и Тивериады, узнал, стоя в Латруне, в 30 милях от Вифлеема, о планах врага разрушить храм Рождества. Во главе своих рыцарей он скакал всю ночь и неожиданным броском освободил храм.

Короли Иерусалимские короновались в этой церкви, и короли Англии и Франции присылали ее епископам свои драгоценные подарки. В 1145 стены храма были украшены драгоценными мозаиками Древа Дома Иессеева, Древа Жизни, и Уверения апостола Фомы. В 1932 британские исследователи обнаружили великолепную напольную мозаику 4-го века, а в 2000-м Ясер Арафат реконструировал Ясельную площадь перед храмом. В веках миллионы верующих почитали эту церковь, и поэтому люди верили, что в ее стенах они будут в безопасности.

Но евреи не чтят церкви. Меж ними есть разногласия: религиозные сионисты, последователи рабби Кука, верят, что церкви надо разрушить как можно скорее, еще до мечетей. Для них ликвидация христианства важнее устранения палестинцев. Их оппоненты ультра-ортодоксы считают, что спешить некуда, и разрушения можно оставить еврейскому Мессии Отмщения, когда он придет. Нерелигиозным евреям по большей части все равно. Поэтому еврейская армия не колебалась, но окружила Храм, и начала самую жестокую осаду за всю его долгую историю.

Сорок монахов и священников продолжали свое служение в церкви вместе с 200-ми беженцами. В течение целого месяца израильтяне держали жесточайшую блокаду Храма, не позволяя даже передать еду и воду осажденным. Как в средние века, люди умирали от жажды и голода, пытаясь хоть как-то выжить на дождевой воде, кипяченой с лимонными листьями и травой. Смрад разлагающихся тел и незаживающих ран наполнил древнюю церковь. Оснащенные по последнему слову техники израильские снайперы расстреливали любые движущиеся объекты — и беженцев, и монахов, и священников. Одним из первых, еще до начала блокады, был убит певчий Джонни, а в Пасхальную Субботу 4-го Мая прямо во время службы — еще один священник. Убийцы не сомневались в своей полной безнаказанности — их союзниками были западные СМИ. Ганс Христиан Андерсен в своей «Снежной Королеве» описывал волшебное кривое зеркало, искажающее реальность и превращающее красоту в уродство, и наоборот. В волшебном зеркале CNN старейший христианский храм стал «местом, в котором, по поверьям некоторых христиан, был рожден Иисус», беженцы стали террористами, а монахи и священники — заложниками. Крики осажденных о помощи просто-напросто не пробивались в западные СМИ.

Большинство палестинцев-христиан — православные, и во время блокады они готовились к Страстной Пятнице и встрече Пасхи. Именно в этот тяжелый час на сцене появились активисты МДС. Около двух дюжин добровольцев разделились на две группы, одна из которых устроила отвлекающий маневр в лучших традициях «Пушек острова Наварон» Алистера МакЛина, и, пока израильтяне старались схватить смельчаков, вторая группа прорвалась в храм с едой и водой для осажденных. Настоящий подарок на Пасху! Может быть, когда-нибудь в учебниках истории эта операция будет названа «Пасхальным Избавлением».

Однажды имена этих храбрецов будут высечены на стенах Храма, и в ризнице, рядом с мечом Готфрида Бульонского, Защитника Святого Гроба (предводитель Первого Крестового похода отказался короноваться, но принял этот титул), будут лежать бейсболки и кеды защитников храма Рождества — тех, кто не побоялся проникнуть в церковь, чтобы разделить с осажденными голод и опасности блокады, и тех, кто пожертвовал собственной свободой, отвлекая осаждающих, и попал за это в тюрьму.

Члены отвлекающей группы были арестованы, мужчин отделили от женщин и отвезли в тюрьму «Эцион». Женщин отвезли в Иерусалим, где они были приговорены к депортации. По дороге в тюрьму трем английским девушкам удалось сбежать от охранников. Одна из них была поймана израильтянином, напавшим на девочку с ножом. Двум другим удалось сбежать вместе со шведкой Идой. Им удалось показать настоящее гражданское неповиновение, доказать, что ненасильственные и гуманитарные действия могут иметь результат даже в брутальной обстановке израильской оккупации.

Хотя они не были на территории Израиля, их осудили на депортацию с десятилетним запретом на въезд в Израиль. Их приговор подтвердил, что для израильтян термин «палестинские территории» — юридическая фикция, которую можно применять или игнорировать по мере надобности. И мы можем пренебречь фикцией и потребовать равноправия для евреев и неевреев на всей территории Палестины.

Как профессиональному журналисту, мне обидно, что эта напряженная драма блокады, прорыва, отвлечения, спасения и арестов на святой праздник Пасхи в тени великого храма так и не попала в СМИ Европы и Америки. Репортажи о случившемся не показывали в теленовостях, не печатали в газетах. Но радость победы все же сильней, отчасти и потому, что среди ребят, прорвавших блокаду, был и мой собственный сын.

Польша припомнит Украине Львов?
Президент Анджей Дуда прозрачно намекает, что «восточные территории» должны принадлежать его стране


Ежегодный марш в День независимости Польши в Варшаве запомнился не только массовостью — в нём приняли участие около 60 тысяч человек — в основном молодых поляков. Новым явлением во время марша стали антибандеровские лозунги, общий настрой которых можно обозначить, как: мы не забыли Волынскую резню и прочие преступления украинских пособников нацизма во время Второй мировой войны. Что характерно, как сообщает «ПолитНавигатор», обращение к участникам марша отправил президент Анджей Дуда.

До сих пор польские политики старались дистанцироваться от всех «щекотливых» моментов в истории отношений между Польшей и Украиной. Однако, похоже, что-то стало меняться в этом смысле.

Также во время марша были распространены листовки организации «Реституция Кресов», которая требует компенсации наследникам польских владельцев имущества на сегодняшней территории Украины.

То есть налицо тенденция — чем слабее восточный сосед, тем больше у поляков к нему вопросов и претензий. До какой степени может дойти этот процесс?

— Примерно две недели назад Анджей Дуда сделал довольно прозрачное заявление о том, что Польша реально рассматривает вероятность возвращения в свой состав Западной Украины, «отторгнутой» от неё в 1939 году, — говорит обозреватель МИА «Россия сегодня» Ростислав Ищенко. — Такой настрой обусловлен тем, что, по мнению польского истеблишмента, распад Украины неизбежен. До этого несколько раз схожие заявления делали сенаторы, представители правящей партии и т. д. Что характерно и представители оппозиционных партий высказывались в этом же духе. То есть польское общество по данному вопросу едино.
Кстати, прежде польская концепция безопасности предусматривала, что существование единой независимой Украины — гарантия от того, что со временем не поделят и саму Польшу. Но теперь поляки считают, что «больного» уже не спасти, и считают, что лучше воспользоваться слабостью Украины, чем только терпеть последствия в виде беженцев и т. д.

«СП»: — Поляки сохранили своё прежнее отношение к украинцам, как к людям «второго сорта»?

— Я думаю, сейчас неприятие поляков к украинцам даже усилилось, если сравнивать с периодом, скажем, перед Второй мировой войной. Был момент после распада СССР, когда поляки вполне искренне считали, что теперь после длительного периода «исторических недоразумений» у них с украинцами настало национальное примирение. Но после 2004 года, когда началась героизация Бандеры и других организаторов геноцида поляков, в Польше стало довольно быстро меняться общественное мнение. С того времени Украину и Польшу объединяла в основном антироссийская политика властей. Рядовые поляки всё чаще стали воспринимать жителей «незалежной» примерно так, как некогда относились польские паны к своим подневольным крестьянам-украинцам.

— Надо всё же разделять политические отношения между Польшей и Украиной, и общественные отношения, — считает генеральный директор фонда «Историческая память» Александр Дюков. — В рамках польско-украинских отношений на межгосударственном уровне тема Волынской резни и прочих «подвигов» бандеровцев не поднимается. И по политическим соображениям в обозримой перспективе подниматься не будет.

Ясно, что польские власти будут поддерживать антироссийский режим в Киеве. И потому что такова позиция США, на которую ориентируется Варшава, и потому что сама польская элита хочет играть важную роль на Украине. И опёка над «европейской Украиной» для Польши — это способ повысить собственную значимость на международной арене. На этом фоне на политическом уровне вопросы, связанные с преступлениями бандеровцев против мирного польского населения почти не поднимаются.

С другой стороны, в общественной сфере происходят свои процессы. Эта тематика становится всё более значимой. Ещё несколько лет назад только организации, представляющие интересы выходцев с кресов (поляков, переселённых после Второй мировой войны с территории Западной Украины), поднимали вопрос о преступлениях украинских нацистов. Эти организации были достаточно влиятельны, но в целом тематика находилась на периферии общественного внимания.

Однако по мере того, как на Украине всё больше внимания уделяют героизации ОУН УПА*, тем больше поляки уделяют этой теме внимания. Она из разряда исторической всё больше переходит в разряд злободневной современности. Рядовых поляков возмущает героизация в соседней стране тех, кто уничтожал их соотечественников.

Возможно, что пока это не влияет прямо на политику. Но при дальнейшем развитии эта тема, окончательной перейдёт в разряд политической для поляков. Уже сейчас мы видим, что в Польше растёт поддержка правоконсервативных сил. А польский национализм по отношению к украинскому — довольно конфликтен.

«СП»: — Поляки вообще с некоторым высокомерием относились к украинцам, если вспомнить историю. Не захотят ли они в итоге политическим или каким-то иным способом подчинить себе те территории, которые считают своими? Тем более в условиях тихого «расползания» и ослабления украинского государства?

— На политическом уровне Польша не рискнёт в ближайшее время поставить вопрос о присоединении к своей территории Западной Украины. В обществе такие настроения усиливаются. Ещё несколько лет назад были случаи, когда в польском общественном транспорте били украинских националистов с криками: «Вы нам ещё за Львов ответите…». Но всё же общественные настроения в ближайшее время вряд ли выльются в политические шаги польского руководства.

«СП»: — А каковы могут быть последствия так называемой реституции кресов?

— Да, тут могут интересные повороты ситуации. Действительно, подписав документы, связанные с евроассоциацией, Киев дал согласие и на запуск процесса реституции. Для потомков сотен тысяч поляков, некогда проживавших на Западной Украине, это вопрос крайне важный. Многие из них знают, что множество зданий могли бы вернуться к правопреемникам прежних владельцев. Тут важен вопрос, насколько украинские суды будут признавать права новых претендентов на недвижимость. Думаю, что в большинстве случае кресы будут получать отказ. «Экономический пирог» на Украине и так съёживается стремительно, и допускать ещё и передачу значительной части имущества полякам украинцы не станут.

Сто лет назад при формировании Русского экспедиционного корпуса в ряды одного из полков Третьей особой бригады, направлявшейся во Францию, включили и, что важно, официально поставили на довольствие (правда, не сразу) медвежонка, пойманного на Урале.

Коньяк Потапычу за хорошую службу

Через год после начала Первой Мировой войны Франция, терпевшая одно поражение за другим, обратила свой взор на восток. В Россию с посланием президента были отправлены дипломаты и представители военной верхушки, умолявшие царя по прибытию в Санкт-Петербург оказать помощь в живой силе. Взамен предлагали снабдить российскую армию необходимыми и так не хватавшими нам боеприпасами, оружием и техникой. Николай II дал свое высочайшее согласие с тем условием, что вооружать русских солдат тоже будут французы. Из военного снаряжения на русских солдатах были только шаровары, гимнастерки, фуражки и сапоги. Ну не везти же в самом деле людей во Францию в исподнем.

Началось формирование Русского экспедиционного корпуса. В том числе и — входившей в него Третьей особой бригады. Выбор соединения, которое решили включить в состав бригады, пал среди прочих на Пятый Уральский пехотный полк. Само собой разумеется, что отбор туда был весьма тщательный — отбирали, как в элитное подразделение. Для форсу, чтобы удивить французов, включили в состав полка… медведя. Он был призван служить символом России, тем более, что многие за рубежом считали (и до сих пор считают), что косолапые у нас ходят по центру столицы. Сказано — сделано. И офицеры приступили к поиску Потапыча. Нашли Топтыгина на базаре уральской столицы у цыган, совсем недавно выловивших медвежонка в лесу, где он, заблудившись, бродил в поисках своей мамы-медведицы. Сумма, которую отдали за него, впечатляет — восемь целковых. Это были по тем временам большие деньги, на которые можно было купить корову. Голодного и исхудавшего зверя выходили, откормили и назвали Мишей. Хотя между собой солдаты и офицеры называли его Земляком.

Медвежонок официально был зачислен в штат корпуса и поставлен на довольствие (хотя и не сразу), куда кроме мяса входили, например, сало, соль, сахар, хлеб, сыр, разнообразные крупы, овощи и даже кофе. Самое интересное, что Топтыгину кофе понравился, и он с удовольствием пил этот бодрящий напиток. А иногда Потапычу подносили и стопочку-другую коньячку. Баловали любимца и пирожными и прочими лакомствами.

Собачье сердце

На всякий случай (мало ли чего) мишку водили на поводке, так как он, подобно неразумной собачонке бросался на кошек всякий раз, когда замечал их вблизи — то ли из любопытства, то ли давали о себе знать инстинкты. Спасаясь от непонятной мохнатой «собаки», коты и кошки норовили укрыться от нее привычным для них способом — на деревьях. Но не тут-то было: косолапый ловко взлетал за своим предметом охоты по стволу, чем приводил окрестных мурлык в неописуемый ужас.

Вскоре корпус отправили на север: в Архангельске военнослужащих погрузили на пароходы и доставили в Пятую республику, где они должны были поддержать французов в войне против Германии. И после того, как корпус вооружили, его солдаты и офицеры приступили к несению службы. Но что же делать с медведем? Специализацию ему придумали очень быстро. Вернее подсказал сам Миша, который на дух не переносил иностранщины, начиная рычать всякий раз, когда к нему пытался приблизиться кто-нибудь чужой. Это же касалось и французских солдат, который толпами валили в расположение корпуса, чтобы своими глазами увидеть русское чудо.

Самое интересное то, что к своим сослуживцам Земляк относился весьма благожелательно, иногда терся, как собака, о сапоги наших солдат, отчего порой вызывал смех военнослужащих, расхаживая, весь измазанный гуталином. Справедливости ради, надо отметить, что форма и обмундирование российских и французских солдат отличалась только цветом: при том же покрое и одинаковых касках русские служивые были одеты в зеленые гимнастерки и галифе, а французы — в синие.

На караул!

Эта особенность отличать чужих от своих и определила служебную судьбу Земляка: караульную службу Топтыгин нес исправно. И одним своим видом и рычанием отгонял непрошенных гостей. Примечателен такой любопытный эпизод из его службы. Как-то раз, наслышавшись от сослуживцев и подчиненных об уральском чуде, посмотреть на него прибыл в расположение корпуса командующий Марокканской ударной дивизии генерал Доган. Офицеры и солдаты полка в полном составе выстроились перед визитером, как на параде. И среди стоящих в строю, конечно же, выделялся Земляк, который, беря пример с сослуживцев, вытянулся в струнку перед высоким гостем. Постояв минуту напротив четвероногого служивого и с улыбкой на лице рассматривая Топтыгина, генерал Доган, в свою очередь, тоже приосанился и отдал честь косолапому союзнику. Этому примеру последовали также и сопровождавшие командующего офицеры.

Дисциплинированно неся службу, Миша и пострадал однажды от боевых действий, если таковыми можно назвать газовую атаку, предпринятую немцами в самом начале 1917 года в провинции Шампань. И хотя Потапыч пребывал в это время в тылу полка, а не в окопах, газ попал и сюда. Тогда Земляка еле удалось спасти от последствий отравления газом. Его вытащили с того света, в отличие от трех десятков русских солдат, оставшихся лежать на поле боя.

Тут некоторые уже начали язвить, что предложение Владимира Путина не требовать с Украины в этом году выплаты заранее провального долга в $3 миллиарда, это благотворительность от бессилия. Мол у нас нет таких клещей, которыми можно вытащить из Киева эти деньги. А Киеву просто нечем платить.


Потому Путин и дает Украине рассрочку — платите по $1 миллиарду в год в 2016-м, 2017-м и 2018-м.

И все было бы именно так, или почти так, если бы не маленький "довесок", который принципиально меняет все.
А именно: Западу предложено предоставить России гарантии по выплате Киевом этих денег. Теперь речь идет не об уступках режиму Петра Порошенко, а о наглядном и публичном привязывании его в качестве кирпича на шею западным организаторам нацистского госпереворота в Киеве. Выбор у них прост и безнадежен: если они дают гарантии России - они признают свою ответственность за кровавых паяцев, в нарушении всех божеских и человеческих законов приведенных ими к власти над 42-миллионным народом. А поскольку паяцы в принципе не способны платить (и не только в силу животной русофобии, возведенной в ранг государственной религии, но и из-за своей неспособности заниматься созиданием и, соответственно, честно зарабатывать деньги), организаторам переворота в Киеве придется начать платить за них.
Да, $3 миллиарда - это немного, но лиха беда начала, коготок увяз - всей птичке пропасть.
Если же Запад откажется гарантировать долги украинских националистов, он обанкротит их сам, "своею собственной рукой". США и Евросоюз прямо признают этим самым, что систематически лгал всему миру и глобальному бизнесу (что важнее) о наличии у украинской экономики хоть каких-то перспектив. И продемонстрируют всем своим вассалам, что сдадут их легко, при первой возможности и за ничтожные деньги.

Петр Мамонов: «Половой акт – для рождения человека, а не для услады и щекотательных вещей!»

В Воронеж со своим новым музыкальным спектаклем «Приключения Незнайки» и «совершенно новыми» «Звуками Му» приехал Петр Мамонов. Фигура легендарная и неординарная. Когда Петр Николаевич что-то говорит, переходит в разные сферы, пардон за тавтологию, без перехода. Но послушать интересно…


СОВРЕМЕННАЯ МОЛОДЕЖЬ – КАК НЕЗНАЙКИ, КОТОРЫХ ВСЕ ФУТБОЛЯТ
О чем «Приключения Незнайки»? Помните сказку: он был неординарный и очень старался. Все делал по-своему. А большинство говорило: не так. Он всю ночь картины рисовал, хотел всех порадовать, а ему: порви! Мы в похожем мире существуем. Особенно молодежь. Сколько таких «незнаек» бегает по нашим улицам – капюшон на голове, одинокий, в «лопухах», вот он - Незнайка мой. Никто ими не занимается, все только динамят да говорят, что делают не то: «Делай как мы!». Мне тоже всю жизнь так говорили: «Что ты на своей мандалайке играешь? Иди к нам в таксопарк работать - 240 чистыми будешь получать и еще навар. Че ты там бренчишь?» И вот я весь мир объездил, а они все баранку крутят… Так вот это одиночество молодежи меня очень тревожит. Душа болит у меня за них. Может, я один из последних, кому они еще верят. Может, я помочь могу. Мы излечить не можем, но можем сопереживать, сочувствовать. Плачьте с плачущими и радуйтесь с радующимися. Об этом спектакль. Носов все сказал, мы дополнили новыми песнями и телодвижениями. На концерте я отдаю свою душу - для того, чтобы мы соединились со слабыми, порочными. Часто молодой кричит: «О, дядьку также колбасит, как и меня!» У нас у обоих болит. И между нами возникает любовь - главная созидающая сила. Я актер. Без прикола никак. Должна быть фишка. На сцене обязательно должен быть в кураже. Я себя позиционирую как клоуна. Я смешной слабый, жалкий. Такой как есть, плюс художественные формы. Публика видит, что я живой.

ЕСЛИ БЫ ИСКУССТВО МЕНЯЛО ЛЮДЕЙ, МЫ ЖИЛИ БЫ ДАВНО В РАЮ
Мы используем в качестве продвижения идей рок. Это искусство, которое часто ругают. Я не согласен. Эта музыка подразумевает огромную искренность. Может, это получается не очень умело или умно, но это всегда предельно честно. Поэтому люди и верят.
Нет современного или несовременного искусства. Есть подлинное искусство или ложное (обман), или чисто работа на темную сторону. Третьего стула нет. Вот взять моего любимого Жан Габена. По 500 раз смотрю его картины – в чем там дело? Он ничего особенного не делает. Но если он играет мясника – он мясник, преступника – видно, что это преступник, президента – президент настоящий. Ясно, что он на своем месте. Смотрю «Гром небесный» и каждый раз плачу, хотя знаю фильм наизусть. Это искусство. Как понять? Говорят: и чувства добрые он лирой пробуждал. Потому что искусство – это хлопушка с конфетти: они осыпались и все, нету. Потому что если бы искусство меняло бы мир, мы все жили бы давно в раю. Искусство людей не меняет. Неважно, что это - рок, клоунада или я, не совсем понятный, – если это работает на любовь, это искусство.


НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ МНОЙ ЧЕРЕЗ ДЕВАЙСЫ РУЛИЛИ ДЯДЬКИ
Откуда взялось название «Звуки Му»? Когда мы в молодости выпивали-закусывали, у нас была поговорка – утро вечера му… Почему в названии появилось «совершенно новые» Звуки Му? Потому что сейчас в моде «бренд нью». Сейчас же у нас мир англоязычный. А надо Фейсбук переиначить по-русски – «мордокнига» или «книга морд». У нас язык гораздо шире и интересней. Сейчас делаю музыкальную часовую программу о виниле на радио и там попутно читаю стихи Пастернака, Хлебникова, Заболоцкого, Пушкина. Так оказалось интересно. И так здорово соединяется с Чаком Берри, Элвисом Пресли. У нас в руках богатейшее наследство, а мы все фейсбук да фейсбук, все эти девайсы. Обидно. Но в Москве уже многие молодые люди, их уже целое движение, отказываются от интернета, интерактива, кнопок. И я в том числе. Интернетом не пользуюсь – такая потеря времени. Телефон у меня «нокиа» 2000 года – кирпич такой. Это моя внешняя форма сопротивления. Не хочу, чтобы мной владели, чтобы я был под контролем. Все же известно о тех, кто пользуется электроникой, они все на виду у тех дядек, которые нами хотят рулить. А рулить можно кем? Развращенными, слабыми, зависимыми.



НАШ ФИЛЬМ О ВЕРЕ ПОБУДИЛ ЯПОНЦА КРЕСТИТЬСЯ И ВЗЯТЬ РОССИЙСКОЕ ГРАЖДАНСТВО
Сняли великолепную картину «Иерей-сан. Исповедь самурая» – о японском православном священнике, которого отправляют служить в ярославскую деревню. Качественная работа - и стреляем, и всякие чудеса, пожары. Все супер-актеры - Ваня Охлобыстин, я грешный, Петя Федоров. Мы такое забабахали кино! Японец-каратист знаменитый приехал из Голливуда. В подтверждение моих слов, как наша вера может быть яркой, удивительно сюжетно острой: 17 ноября была пресс-конференция по старту фильма в прокате и после нее наш японец заспешил, оказывается, он поехал креститься в православную веру и подал заявление, что хочет принять российское гражданство. Вот так через фильм еще одна душа пришла к истине… За нашу веру можно и повоевать. Не только подставить другую щеку. Если в троллейбусе хам обижает женщину, православный не должен отводить глаза. Он должен дать в морду хаму. Как и на войне: фашист идет, его надо стрелять. Это любовь к своему народу, к земле, к вере. Главное не перейти грань. Но с Богом это становится понятным. Кино об этом. Правда и истина могут быть привлекательны. Борис Гребенщиков три раза плакал.

УВЕРЕН, КОГДА ЛЮДИ ПАДАЛИ В САМОЛЕТЕ, ОНИ МОЛИЛИСЬ И СПАСЛИ СВОИ ДУШИ
Меня часто спрашивают: "На Украине война, что делать?" В первую очередь отказаться от греха. Совершить личный подвиг внутри себя. Когда было татарско-монгольское иго, Сергий Радонежский ходил в лес и молился. И скинули татар. Вот путь - настоящий, реальный, самый трудный – война с собой. Помощь одеждой, деньгами, конечно, важна, но это не главное. Главное – какие мы. Бог не Тимошка – видит немножко. И по нашему состоянию посылает нам скорби. Потому что аппендицит надо резать. А он - отец, он любит нас больше всех на свете. Почему Бог такое разрешает? Это не Бог допускает войны, это мы месим эту гадость. А он смотрит сверху, плачет и думает: иначе их не излечишь, кроме как войной. Чтобы они очухались, вспомнили, что они братья. Это должно всколыхнуть всех. Вот самолет упал, случайно что ли 220 человек погибли? Все должны задуматься - в каком мире мы живем? Я какой человек? Как я день прожил – кому от этого было хорошо? Хоть кому я улыбнулся: как ты выглядишь прекрасно? Если нет – я мимо прожил день. С моими сальто и приблудами. Завтра умрем, и что будет? Что мы сделали, чтобы стало лучше? Скажем: меня не было, у меня завис компьютер?.. Вот они и погибли. Я уверен, когда стал самолет падать, они молились. И может, за эти секунды спасли свои души. Они изменились. Богу нужно, чтобы мы изменились внутри. Чтобы мы из жадных стали добрыми, целомудренными. Поэтому все зло происходит, потому что мы такие, никаких причин нету других - не надо обольщаться.


РАНЬШЕ ЗА ХАМСТВО НА СЦЕНЕ МОГ ДАТЬ В ПЯТАК, СЕЙЧАС ДУМАЮ О ДУШЕ
У меня был случай на спектакле «Лысый брюнет» в Москве. Там я говорю: не могу найти свои носки. И один пьяненький выполз на сцену, снял свои носки и предложил мне. Получил в пятак тут же. Я говорю: «Еще?». Он уполз. Так было в 91-м. Года два назад на концерте на Столешниковом переулке у меня была пронзительная сцена, и тут группа молодых людей с селфи. Один вышел и меня пихнул. Ничего я не сделал. Уже ничего. Я уже не об этом думаю. Мне стало его жалко: а как он вообще живет? Вопрос простой: что будем делать в четверг, если умрем в среду? Вот это меня заботит сейчас больше всего.
ПРО «ГОЛОС» И БОГА
Имеет ли право священнослужитель петь на сцене, как иеромонах Фотий в «Голосе»? Имеет ли право, можно или нельзя – не те вопросы, не о том стоит думать. Можно все. Дело в мотиве. Богу нужен мотив, ему не нужен результата нашего поступка. Ему не нужны наши добрые дела - они нам нужны. Бог не дядька с бородой, который следит, что мы сделаем, кто священник, а кто нет, кто неправильный иеромонах. Ему нужна наша душа. И Бог ревнив, он говорит: «Хочу всего тебя, человек, а не часть». Отец хочет, чтобы любили его и друг друга. Он любит, и мы должны не огорчать его.
Если мы любим людей, этот мир, несмотря на эти ужасные условия, все вокруг будет светло. А мы видим только то, что в нас гадит. А подобное притягивается подобным. Если мы ругаем и осуждаем мир, значит и мы такие. Если будем видеть светлое, значит, и будет светло. Жизнь всегда хороша, какой бы она ни была. Если мир уйдет весь во зло, он будет не нужен Богу. Пока этот мир стоит, значит, есть и любовь и добро, и сочувствие и взаимопомощь, есть прекрасные отношения между мужчиной и женщиной. Есть половой акт для того, чтобы родить нового человека. А не для услады, не для каких-то щекотательных вещей. Я говорю: «Ребята, представьте: соединиться с женщиной, чтобы родить ребенка». И мне отвечают: «Да, это круто – раз, и человек родился!». Это великое дело.
На первом месте должен быть Бог. Потом семья, муж, дети, внуки и потом работа. А у нас все наоборот. Мы путаемся и бредем ощупью. Но Господь промышляет над нами и выводит нас к истине.

КРАШЕ РУССКИХ ЖЕНЩИН НЕТ
Собираю виниловые пластинки. У меня 100 альбомов Рэя Конниффа. На каждом сфотографирована женщина - самые-самые красивые у них. Но нет чего-то в этих красотках. У вас зашел в ресторан - пять девушек сидят, одна другой краше. Словом, вся гадость оттуда идет, а мы давайте не будем терять наше. Я объездил весь мир, краше русских женщин нет. Давайте беречь то, что есть у нас.

Дядя Сэм пришел в Рунет
Блокировки популярных трекеров выгодны лишь американским лоббистам




Одним из главных скандалов ноября стало решение о пожизненной блокировке «Рутрекера» — сервиса, благодаря которому свободно и бескорыстно обмениваются фильмами, музыкой, электронными книгами и другим контентом 14,5 миллиона человек. Причиной стал иск издательства «ЭКСМО», удовлетворенный судом. Кстати, администрация «Рутрекера» провела беспрецедентный опрос среди своих пользователей: стоит ли уступать давлению правообладателей или переходить в «подпольный» режим. Большая часть сетевого референдума, в котором приняли участие более миллиона человек, высказалась за сохранение сетевой свободы. Тем более что благодаря нехитрым техническим приемам блокировки, в том числе «вечные», можно обходить. Так что российские правообладатели, в том числе «ЭКСМО», окажутся в худшем положении — ведь у «Рутрекера» больше нет необходимости чистить раздачи от защищенного авторским правом контента, потому что худшее уже позади. В чьих же интересах действуют парламентарии, принимающие такие законы, Роскомнадзор, их исполняющий, и суды, принимающие соответствующие решения?

С точки зрения мировой индустрии развлечений Россия остается глубокой периферией, потребляющей преимущественно продукцию глобального лидера — США. В этом отношении она мало отличается от стран Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, да и многих государств ЕС, особенно из так называемой «Новой Европы». Доминирующее положение США поддерживается не только за счет огромных маркетинговых бюджетов, но и за счет усилий лоббистов, которые с помощью различных механизмов, в том числе с коррупционным оттенком, влияют на государственную политику иностранных государств, продавливая модель максимально агрессивной защиты авторских прав как единственно верную. Правда, эта установка работает в отношении «третьего мира», в то время как американское общество ограничивает аппетиты индустрии копирайта. Правильно говорить именно о ней, поскольку юридические и лоббистские конторы не производят контент, а паразитируют на нем, выбивая деньги как у правообладателей, так и у тех, кто якобы нарушает их права.

«21 декабря 2012 года между Российской Федерацией и торговым представительством США было подписано соглашение о принятии мер к ситуации с нарушением авторских прав в сети Интернет, — напоминает Саркис Дарбинян, юрист объединения „Роскомсвобода“. — Несмотря на то, что в Соединенных Штатах Америки в 2011—2012 годах были масштабные обсуждения. Закон не прошел — общественность была против. Тем не менее, США, которые демонстрировали двойную политику в области копирайта, либеральную внутреннюю и жесткую международную, смогли продавить необходимость принятия антипиратского закона, в том числе и в России. Это было началом. Спустя полтора месяца после подписания соглашения с торгпредством США Министерство культуры РФ впервые опубликовало инициативу о принятии антипиратского закона, инициатива была довольно жесткой, предусматривала в том числе возложения обязательства на операторов вебсайта при модерации контента и самостоятельного отслеживания материалов, нарушающих копирайт — результатом этого собственно и стала первая версия антипиратского закона, покрывающая только видеоконтент. Впоследствии был принят второй пакет антипиратского закона, который расширил данные об объектах авторских прав и ввел норму о вечной блокировке. И в этом плане, наверное, Россия идет впереди планеты всей».

Кстати, схожее законодательство было принято на Тайване. Оно предполагается к принятию в других государствах Азии (но не в Китае, который соблюдает свой цифровой суверенитет). США в последнее время смогли пролоббировать еще более жесткие меры по борьбе с пиратством, так называемое соглашение Trans-Pacific Partnership (TPP), в котором предусматривается возможность блокировки веб-ресурсов, отключение их от различных систем оплат и другие экономические меры воздействия.

Впрочем, когда мы говорим о США, речь идет не столько о Белом доме, сколько о мощнейших лоббистских организациях. Вот крупнейшие среди них.

Motion Pictures Association of America (МРАА) — видеоконтент, в первую очередь, фильмы.

Recording Industry Association of America, (RIAA) — звукозаписи.

Business Software Alliance (BSA) — программное обеспечение.

Эти «некоммерческие организации» с колоссальными бюджетами, которые они тратят как на работу с национальными аналогами, так и с парламентариями и даже органами исполнительной власти иностранных государств.

Например, один из главных идеологов и лоббистов антипиратского закона в российской Госдуме Сергей Железняк до получения мандата работал с 2001 года в руководстве компании News Outdoor Russia, принадлежавшей в то время медиа-магнату Руперту Мердоку. Мердок, по совместительству, владеет и американскими мейджорами, составляющими костяк МРАА.

Небольшое уточнение: закон и способы его применения, такие как «вечная блокировка», защищают в первую очередь интересы западных правообладателей. «Легко подсчитать, что американцы имеют примерно в десять раз больше выгоды при подобных акциях, чем отечественные производители, — поясняет Юрий Ревич, эксперт в области интернет-технологий. — Потому что музыка на 90 процентов — с англоязычных источников, кино — это тоже Голливуд. Ну, разве что литература, понятно, что больше наши издательства страдают. А что касается „Рутрекера“, то, если говорить о программном обеспечении, ничего крупного официального, продуктов Microsoft, Adobe, там нет. Они их давно сняли и снимают снова, если необходимо».

Впрочем, «дочерние» организации флагманов копирайт-индустрии действуют не менее активно. «Таких организации много, в основном это организации, которые стоят на службе американских правообладателей, — убежден Саркис Дарбинян. — Это РАПО (Российская АнтиПиратская Организация), которую представляют крупнейшие голливудские мейджеры, это Национальная Федерация Музыкальной Индустрии во главе с господином Агроновым, в которой, несмотря на название, основными членами являются не национальные компании, а транснациональные холдинги, в том числе Sony Music. Это организация АЗАПИ (Ассоциация по защите авторских прав в интернете), которая представляет российских книгоиздателей. Их существенной статьей доходов являются судебные иски к владельцам веб-сайтов за нарушение авторских прав на книги. Все эти организации крайне не заинтересованы, чтобы пиратства не было в сети, потому что это их хлеб. Если не будет нелегального контента, они прекратят свою деятельность».

Впрочем, некоторые доморощенные организации копиарйт-индустрии отлично себя чувствуют за счет производителей контента. Например, в середине ноября сообщили, что Сотрудники Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции проводят проверку на предмет хищений в Российском авторском обществе (РАО). Тогда же стало известно, что российский бизнесмен, купивший в Шотландии замок Castle Grant за миллион фунтов стерлингов (около 99 млн рублей), не кто иной, как глава РАО Сергей Федотов.

«РАО и оставляет себе огромные вознаграждения за использование воли широкого круга авторов, которым такие права даже не предоставляли, — считает Саркис Дарбинян. — Кроме того, многие авторы якобы не обратились за получением вознаграждения, якобы невостребованные деньги, уплаченные за использование объектов их авторских прав, лежат на счетах РАО. И если Налоговая инспекция не обратила бы внимания в прошлом году, что с этих денег надо заплатить налоги, наверное, это так и осталось бы незамеченным. Деньги бы оставили себе, а по истечению исковой данности, трех лет, ни один автор не смог бы их взыскать».

Что же касается ЭКСМО и других издателей, ведущих войну с торрент-трекерами, то в проигрыше оказываются не интернет-пользователи, которые легко учатся обходить блокировки, а представители некоммерческого сектора литературы.



«Если кино почти на 90 процентов все-таки коммерческая отрасль, то книгописательство, наоборот, на 90 процентов — некоммерческая, — уверен Юрий Ревич. — Я сам с этим сталкиваюсь, вижу, сколько книг разных издательств практически недоступны читателю. Они не приносят прибыли ни автору, ни издателям, часто изданы на собственные деньги, мизерным тиражом, или так давно, что интересны только историкам. Но закон об авторских правах изымает их из общественного оборота. Есть целые области, которые существуют полностью поперек закона: это, к примеру старые любительские фотографии, авторов которых установить невозможно, однако изображения кочуют из издания в издание, размещаются на плакатах и интернет-сайтах. Я думаю, нужно разделять рынок на коммерческий и некоммерческий секторы. Пользователей нужно разделять на пиратов без кавычек, которые действительно воруют, чтобы заработать, и „пиратов“ поневоле, которые выкладывают контент, чтобы поделится. Но ведь издатели, лоббисты, о которых мы говорим, никогда такой постановки вопроса не допустят».

Так, видимо, и будет, если институт защиты авторских прав у нас будет развиваться под давлением американских лоббистов. Очевидно, что государству, которое всерьез взялось за «иностранных агентов» в области политики, нельзя игнорировать и этот важный для миллионов россиян сегмент.